Жан-Кристиан Птифис - Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне

Не следует принимать все эти заповеди буквально: постоянно подставлять левую щеку под удар, отдавать свое платье тому, кто его попросит, перевыполнять вдвое порученную работу, отказываться от работы, которая тебя кормит, и передать себя в руки Провидения… Требуется лишь глубокая внутренняя готовность не взыскивать долги беспощадно, отказываться как можно чаще от своих прав, противопоставлять кротость жестокости, а бескорыстие алчности — короче говоря, не платить насилием за насилие, а зло побеждать добром. Все эти правила трудны для исполнения даже на уровне индивидуальной нравственности, и они, разумеется, невыполнимы на уровне целого общества, построенного согласно принципам права и справедливости. Раздать всем свои деньги — не значит ли это поощрять лень и мотовство? А если уступишь обидчику, не доведешь ли его этим до крайности и не сделаешь ли еще более неуступчивым? В таком случае зла может получиться больше, чем добра. Христианские учители будут стараться приспособить суть учения к реалиям жизни, но так, чтобы его «соль не потеряла свою силу».

Эта задача была еще труднее оттого, что проповедуемый идеал — высочайший из всех возможных. Начав с иудейского кругозора и иудейского наследия, ниспровергнув ценности грекоримского мира, уважавшего силу и презиравшего слабость, Иисус достигает универсализма. Его наиболее радикальное требование — преодолеть самого себя в ожидании Царства Божьего. «Итак будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» {322} . Вот героизм, к которому он призывает своих учеников. Это совершенство по своей природе идеал, которого не могут достичь даже величайшие святые. Слабость — неотъемлемая черта простого человека. Потому совершенная христианская мораль может лишь показать путь, и самое важное — идти по нему не отступая. «Так кто же может спастись?» — недоуменно спрашивают Иисуса апостолы. «Человекам это невозможно, Богу же все возможно», — отвечает Иисус {323} .

Иисус целиком и полностью еврей. Но его поведение и учение характеризуют его как необычного еврея, не пожелавшего связать себя с еврейскими группировками своего времени и их изощренной казуистикой. Он не считает себя членом ни одной из этих общин. Закон Моисея теряет свою категоричность. Слова Иисуса теперь ограничили Закон. Началась новая эпоха. Порядок, основанный на запретах, уступает место порядку, основа которого — свобода. Как это могло не тревожить и не возмущать современников Иисуса, привязанных душой к вере, которую они унаследовали от предков и благочестиво сохраняли?

Иисус следует Закону, но одновременно выходит за его границы. Нет, он пришел не для того, чтобы отменить Десять заповедей, ниспровергнуть Закон и пророков, а для того, чтобы их дополнить и довести до совершенства. «Ибо истинно говорю вам: доколе не прейдет небо и земля, ни одна нота или ни одна черта не прейдет из закона, пока не исполнится все» {324} .

Однако Иисус — не политический реформатор. Пророк Амос сообщал о трагической судьбе военнопленных, обращенных в рабов, Осия клеймил правящую династию за совершенные ею кровопролития, Иеремия и Исаия бросали громогласные предупреждения царям Иудеи. Иисус же, кажется, равнодушен к политической обстановке и не думает о том, какие реформы следует провести в обществе. Он не произносит ни одного слова против рабства, римской оккупации или экономической эксплуатации беднейшей части населения. Устройство общества, кажется, его не интересует.

Однако все в его учении, абсолютно все, осуждает систему господства. «Князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так!» {325} В этих словах заключен призыв строить новые общественные отношения, основанные на справедливом распределении благ, уважении к другому, братской любви, неприятии насилия, творимого теми, кто силен. Но в первую очередь речь идет о переменах внутри человека, которые должны изменить все вокруг. Перемены, провозглашенные Евангелием, начинаются с переворота в сердцах.

Если человек придерживается этого единственного морального учения, как он может не согласиться с выводом Эрнеста Ренана: «Между сыновьями рода человеческого не рождалось никого более великого, чем Иисус». Но стоит ли останавливаться на полпути? Как отделить послание от посланца, ведь в уме

Иисуса послание ведет к посланцу, а Царство Божие неразрывно связано с поступками Иисуса и с самой его личностью. Если проанализировать его поведение, пользуясь всеми четырьмя Евангелиями, то можно понять, что его притязания перед Богом — это что-то неслыханное. Они расшатывают, прорывают, переходят границы иудаизма. Конечно, он не ведет себя властно, он полон смирения и кротости. И все же он наделяет себя властью гораздо большей, чем та, которую имели все предшествующие ему пророки, все вдохновенные раввины древних времен. Его власть больше власти даже Моисея. Разве он не осмелился утверждать, что, делая выбор за или против него, человек выбирает или отвергает свое спасение? {326} «Сказываю же вам: всякого, кто исповедает Меня пред человеками (выскажется за меня. — Ред.), и Сын Человеческий исповедает (выскажется за него. — Ред.) пред Ангелами Божиими» (Лк., 12: 8). Он называет себя творящим Словом Божьим, исполнением Завета и тем, кого много веков ожидал Израиль. «Ваши же блаженны очи, что видят, и уши ваши, что слышат, ибо истинно говорю вам, что многие пророки и праведники желали видеть, что вы видите, и не видели, и слышать, что вы слышите, и не слышали» (Мф., 13: 16, 17) {327} . Был ли Иисус Богом? Разумеется, историк не может дать ответ на этот вопрос. Но он может спросить себя, считал ли Иисус себя Богом, и ответить утвердительно, так же как мог бы сказать, что Александр Великий воображал себя богом или что Магомет был убежден в том, что послан Аллахом {328} .