Краузе начал говорить:
– Герр Холль, мы должны отойти на новый оборонительный рубеж. Соседние с нами 60-я моторизованная и 24-я танковая дивизии больше не существуют. Нам следует смириться с фактом, что ни слева, ни справа 16-ю танковую дивизию никто не прикрывает. Вы примете командование оставшимися людьми, которые еще могут сражаться. Введите их в курс дела.
– Герр Краузе, а что будет с ранеными и больными?
Краузе серьезно посмотрел на меня и пожал плечами. Я был потрясен:
– Вы хотите сказать, что тех, кто не может больше двигаться, мы должны бросить в беде? Об этом не может быть и речи! Герр Краузе, я прошу немедленно послать туда Марека. Лейтенант Аугст может отойти с позиций со всеми нашими людьми. Я вернусь на передний край и останусь там с ранеными. Они верили мне и выполнили свой долг до конца. И теперь, в последние часы своей жизни, мы должны оставить их наедине с мыслью: «Нас бросили, предоставив собственной судьбе». Это просто невозможно для меня!
– Герр Холль, я вас понимаю. Прощайте, и да хранит вас Бог!
Мы пожали друг другу руки, и я вышел из бункера.
Вслед за мной вышел лейтенант Герлах:
– Берт, могу я поговорить с тобой всего одну секунду?
– Да, конечно, Вальтер.
– Как ты думаешь, может быть, нам стоит попробовать прорваться на юго-запад? [68] Южный котел уже капитулировал, советские войска продвинулись далеко на запад – вышли на Северский Донец в нижнем течении и на подступы к Ростову-на-Дону.
– Ни в коем случае, Вальтер. Ты слышал наш разговор с Краузе. Я был бы последней свиньей, если бы бросил своих раненых солдат. Прощай, Вальтер!
Мне нужно было спешить, потому что скоро должен был наступить рассвет, а я хотел к этому времени быть на переднем крае. Неметц пошел за мной.
– Оставайтесь здесь, Неметц, и дождитесь лейтенанта Аугста. Так вы избавите себя от лишней прогулки.
– Герр гауптман, я пойду с вами!
– Как пожелаете.
На полпути назад мы встретили лейтенанта Аугста с солдатами роты. Я быстро рассказал ему о сути дела. Потом в сопровождении Марека он отправился дальше. Солдаты шли один за другим молча. В тылу шли солдаты управления роты и оставшиеся мои ветераны, те, кому я доверял больше всего. Павеллек заметил, что я продолжаю идти в направлении старых позиций.
– Герр гауптман, куда вы?
– На фронт, чтобы остаться с ранеными.
– Можно мне пойти с вами?
– И мне?
– И мне тоже?
– Кто хочет, может пойти со мной.
Когда мы подошли к полному раненых укрытию, я обнаружил, что двенадцать человек из тех, кто там находится, в том числе трое медиков, все еще могли за себя постоять. У входа в землянку поставили красный флаг, чтобы противник знал, что внутри были раненые и больные.
Мои старые позиции находились всего в 100 метрах впереди. Я поставил часового, чтобы он предупредил нас, когда появятся русские.
В землянке-лазарете все выглядело еще более печально, чем во время моего последнего визита сюда. Количество раненых и больных не изменилось. Их было тридцать девять человек. Ни у кого из них уже не осталось надежды, и все они успели мысленно попрощаться с жизнью. Но никто не жаловался, и только раздавались стоны боли, когда кому-то нужно было повернуться на жестких дощатых нарах. При моем появлении взгляды солдат уставились на меня вопрошающе.
– Товарищи, рота эвакуирована со своих позиций и отведена к окраине города. Мы вернулись к вам, потому что не хотим оставить вас в беде. Пока мы еще можем сражаться, с вами ничего не случится. Мы можем лишь надеяться на лучшее.
Вы знаете, на родине смотрят на Сталинград с беспокойством и скорбью; сердца наших родных сейчас с нами. Я благодарю вас от имени нашего народа. Мы выполнили свой долг!
Все молчали, лишь несколько человек молча плакали. Я сел в углу и стал ждать, что будет дальше.
Павеллек отдал мне два вещмешка с моими вещами. Потом он достал из кармана кусок мяса.
– Что это?
– Вареная кошачья нога. Я поймал кошку в нашей землянке. Не знаю, откуда она там взялась. Она была чертовски тощей, но это лучше, чем ничего.
Мяса было совсем немного. Я оторвал немного, потом передал мясо дальше, чтобы моим товарищам тоже досталось хоть что-то.
В камуфляжной форме меня невозможно было отличить от моих товарищей. У меня еще оставались две гранаты-«яйца» и пистолет Р.08 «Парабеллум». К нему у меня было две полные обоймы и еще один патрон в стволе. Итого семнадцать выстрелов. Если русским вздумается обойтись с моими ранеными товарищами не должным образом, мне предстоит здесь принять последний бой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу