Надежда Гарифуллина - Анти-Зюгинг [Зюгановщина как оборотная сторона горбачевщины]

Рано утром коллегия Министерства обороны решила выводить войска, а Язов сказал, что поэтому он не может принимать других решений. Тут все члены ГКЧП собрались ехать к Горбачеву. Я сказал: «Я не поеду, там мне делать нечего и говорить с ним не о чем. Хотите — езжайте, но только приедете оттуда в наручниках». Лукьянов, правда, мне сказал: «Вы плохо знаете Горбачева, я его знаю сорок лет, он никогда этого себе не позволит». Я ему сказал: «Поскольку вы его знаете сорок лет, он вам первому и наденет». Правда, «надел» ему последнему.

Таким образом, в ночь на 21 августа произошел перелом, и поэтому уже днем Секретариат ЦК КПСС стал столь дружно делать заявления, что он ничего не знает, ничего не хочет, от всего отмежевывается и ждет дорогого президента и генерального секретаря.

— В своей книге «Августовский путч» Горбачев называет членов ГКЧП путчистами и предателями, он пишет: «Опасность путча в том, что его организаторы оказались в самом центре руководства, рядом с Президентом. Самое тяжелое, что я пережил в личном плане, — это предательство». То есть он делает вид, что ничего не знал и не ведал.

— Практически Горбачев знал все. О ситуации мы все вместе не раз обменивались мнениями, поручения принимать меры в случае чрезвычайных событий он Давал. А 18 августа, до обнародования документов ГКЧП, мы ездили к нему в Форос, рассказали, как видим развитие событий, какие меры надо принимать. На прощание он всем пожал руки: «Действуйте!» Поэтому говорить, будто он чего-то не знал, что кто-то действовал у него за спиной, — мягко говоря, непорядочно. Просто он точно так же, как некоторые деятели в Москве, сидел и ждал, куда кривая пойдет: если ГКЧП выигрывает, он на коне въезжает в Москву, если проигрывает — говорит: они без меня. Вот и все. Обычная позиция подлеца.

— Олег Семенович, главным обвинением в адрес ГКЧП со стороны «демократической» части во главе с Ельциным было то, что ГКЧП якобы незаконная, неконституционная структура. Если бы сессия Верховного Совета ССCP открылась 21-го августа и стала бы рассматривать этот вопрос, то все обвинения в неконституционности отпали бы. Хотя эти обвинения смешны, ибо в состав ГКЧП вошли все высшие руководители СССР, за исключением Горбачева. Но почему все-таки сессия Верховного Совета была назначена на 26 августа?

— Мне, например, ясно, что это выжидательная позиция председателя Верховного Совета СССР Лукьянова — куда пойдет кривая. Будет ГКЧП выигрывать — проведем сессию, будет проигрывать — арестуем. Была полная возможность открыть сессию 21 числа, как и было определено. А вообще-то, если бы я был председателем Верховного Совета (хотя я не люблю говорить: «Если бы я был директором»), то я бы провел ее 19-го, и никаких проблем не было бы. А Лукьянов начал ссылаться на то, что время отпусков, все разъехались. Что значит — время отпусков? Они что, находятся на другой планете? Есть самолеты, есть рейсы. Дать команду и собрать Верховный Совет никакого трудa не составляло. Когда умирал генеральный секретарь — уже ночью весь Центральный Комитет прилетал в Москву, и утром проходило заседание ЦК. Какие проблемы? Проблема одна — обыкновенная трусость, и все. Сейчас Лукьянов говорит — я где-то даже читал, что вот Шенин заявляет, будто можно было провести сессию. На самом деле, говорит он, собрать людей было нельзя.

— Но Ельцин-то собрал!

— Конечно! И точно так же мог собраться и Верховный Совет СССР. До того все его заседания проходили с одним требованием: принимать меры, вводить чрезвычайное положение. И я убежден, что Верховный Совет утвердил бы ГКЧП и поддержал его действия. Но, к сожалению, нерешительность, непоследовательность, трусость, выжидательная позиция привели вот к такому стратегическому результату.

— Тюрьма была тяжелым испытанием для вас?

— Я и в тюрьме занимался политической работой. Писал статьи, давал ингервью, разъясняя трудящимся, что произошло с нашей страной. Старался, покрайней мере, насколько это было возможно. Меня, политзаключенного, ибрали членом Оргкомитета по подготовке XXIX съезда КПСС и его делегатом. Тюрьма — полезное испытание, она дала возможность многое переосмыслить и понять. Было время еще раз продумать, какую трагедию переживают страна и народ. Там это ощущалось острее, чем на воле. А о себе что думать? Статья была расстрельная. Председатель правительства России Силаев в Верховном Совете РСФСР и по телевидению заявил, что нас надо расстрелять. Поэтому каких-то иллюзий относительно своей судьбы у меня, например, не было. Я и своим близким сказал: не надо рассчитывать на благоприятный исход.