Лин Паль - История Империи монголов - До и после Чингисхана

Дата этого первого курултая — по Льву Гумилеву — 1182 год.

Если эту дату принять, то остается лишь руками развести — о деяниях хана практически почти за двадцатилетний период нам ничего не известно. Рашид-ад-Дин упоминает только, что вокруг хана сплотилось не так уж и много людей — 13 куреней [18] Курень — войсковое подразделение, основанное на общем проживании и общем ведение хозяйства. , каждый из которых мог выставить по 1000 человек, отсюда и его 13 000 человек войска. Якобы ему удалось разбить рать противников и захваченных в плен смутьянов по приказу Темуджина варили живьем в семидесяти котлах. Но о событиях он говорит скупо: и Темуджин побеждал, и его побеждали, и он неоднократно бывал в плену. Некоторые китайские сообщения, что Темуджин был захвачен в плен и посажен в яму чуть не на десять лет, тоже и скупы, и бездоказательны. Если принять дату более позднюю, то события выстраиваются более логично, там нет такого огромного провала во времени. Во всяком случае, после сообщения о курултае в «Сказании» следует рассказ о сражении с Джамухой (что вполне отвечает связности событий), но если учесть, что сам Джамуха провозгласил себя Гурханом в 1201 году, то вряд ли бы для решающей схватки потребовалось тянуть 19 лет. Вероятнее, что первый курултай был намного позже 1182 года.

По Сокровенному Сказанию именно на этом, отнюдь не всемонгольском курултае имя Темуджина было изменено на Чингис (или Тенгиз), имя, которым называли монголы священное море или озеро Байкал. Сразу же были распределены и должности при хане. Когда известие об избрании Темуджина ханом дошло до Ван-хана, тот ответил так: «„Это справедливо, что посадили на ханство сына моего, Темучжина! Как можно монголам быть без хана? Не разрушайте же этого своего согласия, не развязывайте того узла единодушия, который вы завязали; не обрезайте своего собственного ворота“».

Когда вести дошли до Джамухи, тот, кажется, больше расстроился, чем обрадовался: «Почему это вы не возводили в ханы моего друга-анду Темучжина в ту пору, когда мы были с ним неразлучны? И с каким умыслом поставили его на ханство теперь? Блюдите ж теперь, Алтан и Хучар, блюдите данное вами слово покрепче! Да получше служите другу моему, анде моему!»

Совет был весьма своевременным.

Не успел Темуджин укрепиться на ханстве, как ему последовал вызов от Джамухи с объявлением войны. Предыстория этого была такова: во время набега на табун Джучи-Дармала (подвластного Темуджину) младший брат Джамухи Тайчар был убит. Война между побратимами стала неизбежной.

«Чжадаранцы, — гласит Сказание, — во главе с Чжамухою, объединили вокруг себя тринадцать племен и составили три тьмы войска, которое переправляется через перевал Алаут-турхаут и собирается напасть на Чингис-хана. При получении этого известия с Чингисханом было тоже тринадцать куреней, и он так же составил три тьмы войска и пошел навстречу Чжамухе. Сражение произошло при Далан-балчжутах, причем Чжамуха опрокинул и потеснил Чингис-хана, который укрылся в Цзереновом ущелье при Ононе. „Ну, мы крепко заперли его в Ононском Цзерене!“ — сказал Чжамуха, и прежде, чем вернуться домой, он приказал сварить в семидесяти котлах княжичей из рода Чонос, а Неудайскому Чахаан-Ува отрубил голову и уволок ее, привязав к конскому хвосту.

Тогда Уруудский Чжурчедай и Мангудский Хуюлдар, выждав время, когда Чжамуха отступил оттуда, отстали от него и явились к Чингисхану во главе своих Уруудцев и Мангудцев. Тогда же отстал от Чжамухи и присоединился со своими семью сыновьями к Чингис-хану и Хонхотанский Мунлик-эциге, который в это время, оказывается, был с Чжамухой.

На радостях, что к нему добровольно перешло столько народа, Чингисхан, вместе с Оэлун-учжин, Хасаром, Чжуркинскими Сача-беки и Тайчу и со всеми прочими, решил устроить пир в Ононской дубраве. На пиру первую чару наливали, по порядку, Чингисхану, Оэлун-учжине, Хасару, Сача-беки с его родными. Затем кравчий стал наливать чару по очереди, начиная с молодой жены Сача-беки по имени Эбегай.

Тогда ханши Хорочжин-хатун и Хуурчин-хатун нанесли оскорбление действием кравчему Шикиуру со словами: „Как ты смел начинать не с нас, а с Эбегай?“ Побитый кравчий громко заплакал, причитая: „Не потому ли меня и бьют так вот, что не осталось в живых ни Есугей-Баатура, ни Некун-тайчжия?“ От нас на этом пиру был распорядителем Бельгутай. Он находился при Чингис-хановых конях. А от Чжуркинцев был распорядителем празднества Бури-Боко. Какой-то Хадагидаец покушался украсть оброть [19] Оброть — недоуздок, конская узда без удил и с одним поводом, для привязи коня. с нашей коновязи. Вора задержали. Бури-Боко стал вступаться за этого своего человека, а Бельгутай, по привычке к борьбе, спустил правый рукав и обнажил плечо. Тут Бури-Боко и рубнул его мечом по голому плечу. А Бельгутай никак не ответил на этот удар и не обратил внимания на рану, хотя истекал кровью. Все это видел Чингис-хан из-под сени деревьев, где он сидел, пируя с гостями. Он выскакивает из-за стола, подходит к Бельгутаю и говорит: „Как мы можем допустить подобные поступки?“ — „Пустяки! — говорит Бельгутай. — Сущие пустяки! Опасного ничего со мной нет, и я сохраняю хладнокровие и дружелюбие. Одного только и боюсь, как бы из-за меня не перессорились младшие и старшие братья, которые только что примирились и соединились. Братец, подожди-же, оставь, удержись!“ — просил он. Сколько ни уговаривал его Бельгутай, Чингис-хан остался непреклонен. Обе стороны наломали дубин, похватали бурдюки и колотушки, и началась драка. Чжуркинцев одолели и захватили обеих ханш, Хоричжин-хатун и Хуурчин-хатун. После того Чжуркинцы просили нас о примирении, и мы, возвратив им обеих ханш, Хоричжин-хатун и Хуурчин-хатун, известили их о своем согласии помириться.