Лин Паль - История Империи монголов - До и после Чингисхана

Во время болезни при Тимуре не оказалось ни Халиль Султана, ни Шахруха. Тут стоит упомянуть, что Халиль Султан вел полк левой руки, а Султан Хусейн — полк правой руки. Сам же Тимур находился в большом полку вместе со своими внуками Улугбеком и Ибрагимом-мирзой и вельможами — Бердибеком, Шейхом Нуруддином, Сарибугой, Шахмеликом и Ходжей Юсуфом, здесь же находились и джучидские ханы — Таш-Тимур-оглан (потомок Туга-Тимура, тринадцатого сына Джучи-хана), Чекре-оглан, сын Тохтамыша, а также Тайдзи-оглан, потомок Угедея, и Гадай-хан, родич Тайдзи-оглана. Халиль Султан и Шахрух были далеко. Когда вельможи решили послать за первым, Тимур отказался, когда — за вторым, добавил, что все равно доехать не успееет. И с первым и со вторым у Тимура к концу жизни отношения были напряженными. Недаром он «сослал» Шахруха управлять Хорасаном, а мятежного внука от Умар-шаха Искандера — управлять Исфаханом — подальше от сердца империи Самарканда.

Впрочем, отношения с наследниками у Тимура складывались не самые приятные. Вот что об этих сложностях рассказывает Бартольд:

«Своим потомкам Тимур посвящал много внимания; их воспитание было государственным делом, совершенно изъятым из ведения их собственных родителей. Когда ожидалось счастливое событие, родильницу вызывали ко двору и окружали ее всякими заботами, но тотчас после разрешения у нее отнимали ребенка и поручали его воспитание назначенным для этого лицам, тщательно следившим за его пищей, одеждой и всем необходимым; когда наступало время, ребенка поручали особому воспитателю (атабеку), и тот обучал его всему, что нужно было знать будущему государю.

Разницы между воспитанием наследника престола и воспитанием других царевичей не могло быть, так как не было точно установлено престолонаследия; кроме того, государство считалось собственностью всего рода, и отдельные царевичи в своих делах были почти совершенно самостоятельными правителями; вмешательство главы династии происходило только в тех случаях, когда удельный князь обнаруживал мятежные наклонности или ссорился с другими князьями, или когда область подвергалась явной опасности от другого управления, от внешних или внутренних врагов. Такие случаи были еще при жизни Тимура, который вообще в своих сыновьях и внуках далеко не был так счастлив, как Чингиз-хан».

Из четырех сыновей Тимура двое старших умерли, как мы видели, при жизни отца. Третий, Мираншах, родившийся в 1366 г., уже в 1380 г., 14 лет от роду, принял участие в походе на Хорасан и тогда же был назначен правителем этой (еще не завоеванной Тимуром) области. По своей жене, внучке хана Узбека, Мираншах, подобно Тимуру, носил титул гургана (зятя). Местопребыванием двора Мираншаха в то время, когда он был правителем Хорасана, был Герат. В 1393 г. ему было дано еще более высокое назначение; Тимур в это время мог считать себя обладателем «царства Хулагу», т. е. государства персидских монголов, и «престол Хулагу» был отдан Мираншаху.

Главными городами этого обширного удела, заключавшего в себе всю Северную Персию с Багдадом и Закавказьем, были Тибриз и Султания. Мираншах не только отличался личной храбростью, но также походил на отца жестокостью и коварством; в 1389 г. он в Самарканде убил последних потомков династии гератских владетелей — Куртов, причем на пиру со смехом отрубил голову сыну гератского князя Пир-Мухаммеду и потом объяснял свой поступок опьянением.

Однако около 1399 г. до Тимура дошли вести, что поведение Мираншаха совершенно изменилось, что после падения с лошади на охоте осенью 1396 г. у него стало обнаруживаться расстройство умственных способностей, что страна под его управлением приходит в полное расстройство и подвергается нападениям внешних врагов. Разрушительные наклонности, унаследованные Мираншахом от отца, приняли болезненные формы; Клавихо уверяет, будто он разрушал здания только для того, чтобы о нем говорили: «Мирза Мираншах не сделал сам ничего, а велел разрушить лучшие творения в мире». В это время в Самарканд прибыла «ханская дочь», жена Мираншаха, с жалобой на мужа и с известием о его мятежных намерениях.

Даулетшах рассказывает об этом событии с яркими подробностями, которых нет в других источниках, и которые едва ли соответствуют действительности; княгиня будто бы показала свекру свою окровавленную рубаху, и Тимур был так поражен поступком сына, что заплакал и целую неделю ни с кем не говорил. Официальная история говорит только о грубых обвинениях, возбужденных Мираншахом против жены; ей удалось опровергнуть обвинения, клеветники «из мужчин и женщин» поплатились жизнью; но разгневанная княгиня все-таки уехала в Самарканд.