Виктор Буганов - Мир истории - Россия в XVII столетии

От иноземцев русские перенимали знания и навыки в области архитектуры и живописи, обработки золота и серебра, военного и металлургического производства, в иных ремеслах и художествах. Обучались языкам — греческому, латинскому, польскому и прочим. Так появлялись русские переводчики в Посольском приказе и в дипломатических миссиях, отправляемых за границу. Знание языков пригодилось и русским купцам, их агентам в торговых операциях.

Обучение с помощью учителей на дому или самообразование перестало удовлетворять насущные потребности. Встал вопрос о заведении школ. Молодые люди, особенно из столичных, уже посмеивались над своими учителями: «Враки они вракают, слушать у них нечего. И себе имени не ведают, учат просто; ничего не знают, чему учат».

Окольничий Федор Михайлович Ртищев, любимец царя Алексея Михайловича, человек влиятельный, скорбит по поводу непросвещенности русских людей. В разговорах с царем убеждает его посылать московских юношей в Киев: там в коллегиуме научат их всяким ученостям. Приглашает из украинской столицы ученых монахов. Они должны обучать русских в Андреевском монастыре, им основанном, славянскому и греческому языкам, философии и риторике, другим наукам словесным. Любознательный окольничий ночи напролет проводит в беседах с киевскими старцами, изучает под их руководством язык Гомера и Аристотеля. По его же настоянию молодые дворяне проходят курс наук у приезжих профессоров. Одни делают это охотно, из любви к знанию, изучают греческий и латынь, хотя и опасение имеют: «в той грамоте и еретичество есть».

Их боязнь понятна: для людей сугубо православных латинский язык означал и всякое латинство, то есть католичество, враждебное православию. Когда двое русских «студентов» — Порфирий Зеркальников и Иван Озеров, увлеченные светом знаний, попросились в Киевскую академию, чтобы продолжить образование, Ртищев выправил им проезжую грамоту. На них смотрели как на смельчаков, и некоторые из их сверстников-соучеников сомневались и предвидели худое от таких образованных и безрассудных людей.

Один из «спудеев» (студентов), Лукьян Тимофеевич Голосов, молодой дворянин, в будущем думный дьяк, известный дипломат, откровенно говорил, что пошел на учение только из страха и в угождение всесильному окольничему: «Старцы недобрые, я в них добра не познал, и добраго ученья у них нет. Ныне приходится манить Федору Ртищеву, боясь его; а впредь учиться никак не хочу».

Все описанное происходило в 40-е годы. Лет двадцать спустя прихожане церкви Ионна Богослова, что в московском Китай-городе, неподалеку от Красной площади, подали челобитную: открыть бы им при той церкви школу наподобие братских училищ на Украине, а в ней — «устроение учения различными диалекты: греческим, словенским и латинским». Власти согласились: заводите «гимнасион», «да трудолюбивые студеи радуются о свободе взыскания и свободных учений мудрости».

Возможно, эти и некоторые другие, ей подобные школы появились в ту пору. Известно, что в 1685 году существовала «школа для учения детям» в Боровске, около торговой площади.

В Москве, на Никольской улице построили особое здание для школы. Открыли ее в 1665 году при Заиконоспасском монастыре (точнее — Спасском монастыре за торговым Иконным рядом). Во главе поставили самого мудрого Симеона Полоцкого. Собрали учеников из молодых подьячих разных приказов. В их числе оказался и Семен Медведев из Приказа тайных дел, впоследствии монах Сильвестр, ученый и писатель, автор прекрасного исторического и публицистического труда о регентстве Софьи, В то время молодой Семен и его сотоварищи изучали латынь и русскую грамматику, ибо приказы нуждались в образованных чиновниках — подьячих.

Через пятнадцать лет устроили школу при Печатном дворе. Русский монах Тимофей, долгие годы проживший в Палестине и на Афоне в Греции, входившей тогда в состав Османской Турции, стал главным учителем. Он и его помощник грек Мануил в верхних палатах Печатного двора на Никольской улице учили греческому языку. При открытии школы в ней было три десятка учеников, взятых из разных сословий; через три года — уже 56, еще через год — на десяток больше. А 166 учеников постигали премудрости и сложности славянского языка. 232 ученика в школе — немало для XVII столетия!