Владимир Айзенштадт - Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры

«Нужна вся неисчерпаемая снисходительность, которую Вы мне всегда оказывали, княгиня, чтобы обходиться со мною так, как Вы это делаете, потому что имели бы право считать меня неблагодарным и нечувствительным, тогда как я ни то, ни другое. Я кажусь таковым вследствие огромного бремени, тяготеющего надо мною и поглощающего все мое время. Но, прежде всего, должен сказать Вам, что радость знать, что Вы так близко и что через несколько часов я Вас увижу, огромная. Между пятью и шестью часами явлюсь к дверям Вашим с живейшим нетерпением выразить Вам, как глубоко я тронут дружбой Вашей. Располагая столь мало своим временем, я не хотел браться за перо прежде, чем мог в то же время известить Вас, что мне удалось устроить то, о чем Вы меня просили. Это немного замедлилось, потому что надо было преодолеть немало трудностей. Итак, до свидания. Примите уверения и проч. Царское Село, 2 апреля 1825 года» [52].

«Не подлежит сомнению, – сказано в «Историческом вестнике», – что в этом письме говорится не о личной просьбе кн. Волконской. Она просила помощи или милости государя для кого-нибудь из многих, которые обращались к ее заступничеству ввиду дружеского расположения к ней императора Александра I» [53].

Когда Александр I уехал в Таганрог, Зинаида Александровна вернулась в Москву, где, живя вдали от двора, пользовалась большей свободой и могла вести жизнь, которая удовлетворяла ее вкусам.

После смерти государя она написала стихи, посвященные Александру I, которые в феврале 1826 года напечатали в «Дамском журнале» и в том же году перепечатали в «Московском телеграфе». Эти стихи были положены ею на музыку и пропеты с хором на одном из вечеров. Кантата «Памяти императора Александра I» издана в Карлсруе в 1865 году. К кантате приложен портрет княгини с акварели К. Брюллова, написанный в Риме в 1830 году.

Но мы забежали вперед…

Из Вероны княгиня Волконская уехала в Петербург и стала изучать скандинавскую археологию в связи с историей России для новой задуманной ею работы «Табло славы» (в русском переводе «Славянская картина»). В это время ее главным научным руководителем был филолог-лингвист швейцарец Андре Мериан. В качестве представителя русской дипломатической миссии он посетил многие государства Европы, был намного старше Зинаиды Александровны и, по-видимому, знал еще ее отца.

В 1820 году, когда между ними завязалась переписка, Волконской исполнилось тридцать, но она все еще казалась ему юной девочкой.

Мериан писал ей письма на двадцати листах. Он излагал целыми страницами свою лингвистическую систему, из которой следовало, в соответствии с Библией, что все языки – не что иное как диалекты, исходящие из одного божественного источника (именно это он доказывал всю жизнь).

Обретя склонную к филологии собеседницу, Мериан надеялся, что в дальнейшем княгиня сможет представлять его интересы в русских научных кругах, с которыми был давно связан, и пропагандировать его систему, покровительствовать тем или иным лицам (или трудам). Требовалось только, чтобы Волконская полноправно вошла в эти круги.

Особое значение придавал Мериан персоне адмирала А. С. Шишкова, поскольку Шишков являлся президентом Российской академии и к тому же оказал ему какое-то содействие: «Он единственный, кто меня понял – и единственный, кто мне помог – и единственный, кто что-то сделал – и потому я питаю к нему уважение и бесконечную преданность». Вероятно, Мериану казались привлекательными лингвистические поиски адмирала, его «корнесловы».

«Наш достопочтенный Шишков, уверен, примет Вас как возлюбленную дочь. Вы будете усладой старых лет, у Вас те же вкусы, те же чувства, та же любовь к отечеству. Я помолодею, видя Вас там», – писал Мериан Волконской 4/16 декабря 1824 года [54]. Волконская отвечала, в зависимости от настроения, длинными или короткими, но холодными письмами.

Научные занятия княгини Волконской мало соответствовали ее общественному положению. Они вызвали раздражение и насмешки среди ее великосветских знакомых, что, в свою очередь, порождало у нее сомнение в собственных силах. Один из ее друзей, кн. Козловский, писал ей по этому поводу: «Души холодные, невежество и насмешки не должны сбивать Вас с пути. Высшее общество имеет свои заслуги, но никогда в вещах серьезных… Музыка не для глухих. Истинное знание не для пресыщенных, суетных, насмешливых, можно жалеть их, но не исцелить. Храните для Ваших друзей тот источник, который освежает и обновляет все то, чего он касается» [55].