Виктор Сутормин - Вокруг Кремля и Китай-Города

От Большого Черкасского до Богоявленского переулка простиралась усадьба самых крупных здешних домовладельцев петровских времён, князей Черкасских. В середине XVIII века участок был разделён и перешёл в другие руки – к графам Шереметевым и к купцам братьям Чижовым. Представители торгового сословия на углу с Богоявленским переулком построили Чижовское подворье, аристократия последовала примеру купечества.

Шереметевское подворье. Открытка 1910-х годов из коллекции Алексея Рябова

На первом этаже Шереметевского подворья книгопродавец Глазунов в 1808 году открыл крупнейший в Москве книжный магазин с библиотекой. В тот период Никольская сделалась центром московской книготорговли – на ней (либо на прилегающей Новой площади) находилось 26 из 30 существовавших тогда в Москве книжных лавок.

Семейный архитектор Шереметевых Александр Мейснер в 1906–1907 годах перестроил подворье, но коммерческое назначение этого здания сохранилось до революции. Неизменным оставался и дух Никольской – здесь процветала книготорговля: крупнейший российский издатель Иван Сытин держал на этой улице два магазина, а многочисленные лавки букинистов теснились вдоль Китайгородской стены и в тупике между Третьяковским проездом и Пантелеймоновской часовней.

Никольский тупик заканчивался у стоявшей под стеной Китай-города маленькой церкви Троицы в Полях. В 1843 году в стене была сделана калитка, открывшая выход на Театральный проезд, но узкий проход со ступень ками годился только для пешеходов. Братья Третьяковы в 1870-х годах, выкупив у Шереметевых участок земли между тупиком и «Славянским базаром», пробили в Китай городской стене ворота и устроили проезд, получивший их имя.

Ни букинистов, ни знаменитого когда-то магазина «Книжная находка», ни часовни Целителя Пантелеймона, ни Китайгородской стены не осталось – а вот узкая тропка на месте Никольского тупика по странной прихоти судьбы существует и в наши дни. Она проходит между задней стеной торгового центра и неприметным трёхэтажным домом, завешенным тканью так давно, что уже мало кто помнит, как он выглядел.

Дому, на первом этаже которого господин Константинов торговал конфектами, а месье Габю – швейцарскими часами, после революции довелось увидеть жизнь совсем с другой стороны. Подобно тому как кровь въедается в кирпич, прозвище «расстрельный дом» намертво прикипело к этому зданию.

Располагавшаяся здесь Военная коллегия Верховного суда СССР в период с 1 октября 1936 по 30 ноября 1938 года вынесла 31 456 приговоров, и все они были приведены в исполнение. Пролетарское правосудие было таким же плановым, как социалистическая экономика: чекистам спускали разнарядку, какое количество врагов народа им следует обезвредить по каждому наркомату, и они работали. Время от времени проводились чистки и в их собственном департаменте – обычно при смене его руководителя.

С точки зрения арифметики, чтобы за указанный период рассмотреть 31 456 дел, работая три года подряд даже без выходных дней, ежедневно потребуется выносить в среднем 39,76 приговора. Следовательно, участия защиты и даже присутствия обвиняемых этому правосудию не требовалось, иначе невозможно было бы сохранять такие ударные темпы.

Улица Никольская, вид в сторону Кремля. Фото 1896–1915 годов из фонда ЦИГИ

Возможно, кого-то из обвиняемых сюда и привозили – в глубине здания был маленький внутренний двор, куда могла заехать машина (обычно использовали фургоны с надписью ХЛЕБ), – хотя вряд ли здесь кого-либо расстреливали. Эта часть технологического процесса ещё с 1920-х годов проходила в подвале одного из домов на Лубянке. Приведя приговор в исполнение, родственникам сообщали, что гражданин такой-то осуждён на «десять лет без права переписки с отбыванием срока в северных лагерях».

В 1990-х годах, когда о малопочтенных делах советской власти говорить стало не только можно, но и модно, в этом доме чуть было не создали музей репрессий, тем более что на тот момент пребывали в полной сохранности парадная лестница и зал заседаний коллегии, а также кабинет её председателя армвоенюриста Василия Ульриха.

Получая лично от товарища Сталина указания об определении для подсудимых меры наказания, этот кудесник юриспруденции с блеском подтверждал правоту русской поговорки «Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло». Например, вынося приговор по делу Бориса Савинкова, Ульрих приговорил бывшего террориста к смертной казни, но сохранил ему жизнь, в том же самом приговоре умудрившись заменить высшую меру наказания десятью годами заключения. Впрочем, и года не прошло, как Савинков погиб в результате падения в лестничный пролёт в здании ОГПУ.