Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Поскольку люди Запада были первыми, кто занялся сельским хозяйством, и поскольку люди (в больших группах) во многом остаются одними и теми же, — люди Запада первыми серьезным образом ощутили парадокс развития и первыми познали то, что я назвал «преимуществами отсталости». Рост уровня социального развития означал более высокую численность населения, более сложный образ жизни и бóльшие богатство и военную мощь. Посредством различных комбинаций колонизации и подражания общества с относительно высоким уровнем социального развития распространялись за счет обществ с более низким уровнем развития, и сельское хозяйство распространялось вдаль и вширь. Чтобы заниматься сельскохозяйственным трудом на новых землях — таких, как душные речные долины Месопотамии, — земледельцы были вынуждены практически заново изобретать, как именно это следует делать. В результате в процессе создания орошаемого сельского хозяйства были обнаружены преимущества, которые сделали эту довольно отсталую окраину даже еще более продуктивной, нежели первоначальный сельскохозяйственный центр на Холмистых склонах. И несколько позднее 4000 года до н. э., когда крупнейшие сельскохозяйственные деревни на перенаселенных Холмистых склонах пытались справиться со своими проблемами, именно жители Месопотамии додумались, как организоваться в города и государства. Примерно на две тысячи лет позднее этот же самый процесс разыгрался также и на Востоке, и тогда парадокс развития выявил довольно сходные преимущества отсталости в долинах бассейна реки Хуанхэ.

Новым государствам приходилось взаимодействовать со своими соседями по-новому, и это порождало еще более разрушительные парадоксы развития на их окраинах. Им приходилось учиться справляться с этим. Когда дела у них начинали идти неправильным образом — как это, возможно, случилось в Уруке в Месопотамии около 3100 года до н. э. и в Таосы в Китае около 2300 года до н. э. и, несомненно, произошло на Западе после 2200 и 1750 годов до н. э., — они скатывались в хаос. Каждый коллапс совпадал с периодом изменения климата. Изменение климата я предложил считать пятым всадником апокалипсиса — вдобавок к четырем другим, порожденным людьми.

Рост уровня социального развития порождал еще худшие, нежели прежде, социальные беспорядки и коллапсы, но он также порождал и бóльшую стойкость к ним, и более мощные силы возрождения. После 1550 года до н. э. города и страны Запада восстанавливались после катастроф и распространялись по восточным побережьям Средиземного моря. Далее в дело вступил второй крупный географический контраст между Востоком и Западом: на Востоке не было ничего подобного этому необычному внутреннему морю, обеспечивавшему дешевые и удобные возможности для перевозок. Однако, как и во многих других случаях, Средиземноморье являло собой парадокс: оно предлагало как возможности, так и испытания. Когда уровень социального развития достиг примерно двадцати четырех баллов, силы разрушения на этих широко открытых окраинах вышли из-под контроля, и около 1200 года до н. э. опять прискакали (или, в добавление к этой метафоре, приплыли) всадники апокалипсиса. Западный центр испытал еще более драматический коллапс, нежели прежде, и на столетия вступил в «темные века».

Благодаря парадоксу развития первенство в отношении социального развития, которое в конце ледниковой эпохи обеспечила Западу география, было «давним», но не «предопределенным». Коллапсы — штука непредсказуемая. Порой несколько различных решений или немного удачи могут отсрочить, ослабить или даже предотвратить катастрофу, результаты сделанных нами выборов могут оказаться весьма различными. Чтобы пробиться через потолок, равный двадцати четырем баллам, государствам надо было реорганизоваться и развить целый новый способ осмысления окружающего мира. В результате родилось то, что мы можем назвать первой волной «Осевого мышления». Поскольку люди Запада не сумели осуществить вышеупомянутые реорганизацию и переосмысление около 1200 года до н. э., то их превосходство над Востоком в отношении социального развития уменьшилось. А поскольку и люди Запада и люди Востока, по мере того как в I тысячелетии до н. э. уровень развития рос, равно успешно вносили необходимые изменения, — они на протяжении тысячи лет шли вровень.

Как люди Запада, так и люди Востока создали более централизованные государства, а затем полноценные империи, и после 200 года до н. э. достигли таких масштабов, благодаря которым снова начал изменяться смысл географии. На Западе Римская империя поставила под контроль непокорное Средиземноморье, после чего уровень социального развития превысил сорок баллов. А к I веку н. э. развитие снова уперлось в «твердый потолок». Однако тогда же рост Римской и Ханьской империй изменил также и значение огромных пространств, которые разделяли Восток и Запад. Поскольку на каждом конце Евразии имелось столь много богатств, то у торговцев и степных кочевников обнаружились новые причины, чтобы перемещаться с места на место. Тем самым они мало-помалу связывали центры друг с другом и начали первый «обмен в Старом Свете». Контакты способствовали еще бóльшему росту уровня развития и Востока и Запада, однако они также вызвали и беспрецедентные социальные беспорядки. Впервые пять всадников Апокалипсиса связали центры друг с другом, обмениваясь микробами, равно как и товарами и идеями. Вместо того чтобы проломить «твердый потолок», и Римская, и Ханьская империи после 150 года н. э. разрушились.