Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Когда мы рассматриваем реакции на владычество Запада в более долгосрочной перспективе, мы фактически видим две поразительные корреляции. Во-первых, те регионы, у которых был относительно высокий уровень социального развития до западного владычества — наподобие восточного центра, — как правило, индустриализировались быстрее, нежели те, у которых были относительно низкие показатели уровня социального развития. Во-вторых, регионы, которые избежали прямой европейской колонизации, как правило, индустриализировались быстрее, нежели те, которые стали колониями. У Японии до 1853 года были высокие показатели уровня социального развития, и она не была колонизирована. Ее быстрая модернизация началась в 1870-х годах. Китай имел высокий уровень развития и был частично колонизирован; его быстрая модернизация началась в 1950-х годах. У Индии был средний уровень развития, и она была полностью колонизирована; ее быстрая модернизация началась только в 1990-х годах. Африка к югу от Сахары имела низкий уровень развития и была полностью колонизирована, и она только сейчас начинает догонять остальных.

Поскольку Восток XIX века был (по стандартам доиндустриальных времен) миром передового сельского хозяйства, великих городов, широко распространенной грамотности и мощных армий, множество его жителей изыскали способы, позволяющие адаптировать западные методы к новым условиям. Люди Востока даже заимствовали западные дебаты об индустриализме. На каждого восточного капиталиста находился стареющий самурай, который ворчал: «В прежней жизни находилось место и для бесполезной красоты, а теперь ищут только безобразной полезности» 39. И хотя к 1900 году ставки реальной заработной платы в городах несколько возросли, китайские и японские инакомыслящие с воодушевлением создавали социалистические партии. К 1920 году в число их членов вступил и молодой Мао Цзэдун.

Восточные дебаты по поводу индустриализации варьировали от страны к стране. Точно так же, как это произошло на Западе, как только появились возможности для индустриального взлета, то после этого великие люди, «идиоты, заваливающие дело», культура или слепая удача не могли или могли лишь в очень незначительной степени ему воспрепятствовать. Однако — и опять-таки аналогично происходившему на Западе — эти силы могли решающим образом повлиять на то, какая страна окажется первой на этом пути.

Когда Уильям Гилберт и Артур Салливан в 1885 году поставили в Лондоне свою комическую оперу «Микадо», они избрали Японию в качестве самого подходящего образчика экзотического Востока — такого места, где маленькие птицы умирают из-за любви, а главные палачи правителя вынуждены отрубать себе головы. Однако на самом деле Япония уже индустриализировалась, причем быстрее, нежели любое из предыдущих обществ на протяжении истории. После гражданской войны в 1868 году на трон был возведен новый молодой император, ловко руководимый из-за кулис. Толковые администраторы в Токио сумели и удержать свою страну от войн с западными державами, и финансировать проведение индустриализации в основном за счет отечественного капитала, и отговаривать разгневанных людей от провокационных нападений на иностранцев. И, по контрасту, неумелые администраторы в Пекине терпели и даже поощряли насилие против миссионеров, воевали в 1884 году с Францией, что оказалось грубой ошибкой (потеряв при этом бóльшую часть своего дорого стоившего нового флота в течение одного часа), а также брали займы — и растрачивали их — в губительных масштабах.

Люди из японской элиты признавали тот факт, что либерализация является пакетной сделкой. Они стали носить шляпы и кринолины; некоторые обсуждали вопрос о заимствовании латинской графики; третьи хотели, чтобы Япония разговаривала по-английски. Они были готовы рассматривать все, что могло бы работать. Но цинские правители Китая олицетворяли собой отличие от них. На протяжении сорока шести лет вдовствующая императрица Цыси правила страной «из-за бамбуковой ширмы» и противилась любым мерам по модернизации, которые могли представлять опасность для династии. Единственный случай, когда она заигрывала с западными идеями, состоял в том, что на деньги, предназначенные на восстановление флота, была изготовлена мраморная копия парохода «Миссисипи» для ее Летнего дворца (она до сих пор стоит там и вполне стóит того, чтобы на нее посмотреть).

Когда ее племянник Гуансюй попытался в 1898 году спешно осуществить рассчитанную на сто дней программу реформ (упрощение государственной службы, модернизация экзаменов, создание современных школ и колледжей, координация производства чая и шелка на экспорт, содействие развитию горного дела и железных дорог, а также реформирование на западный лад армии и флота), Цыси объявила, что Гуансюй просил ее вернуться на пост регентши, затем заточила его во дворце и казнила его министров-модернизаторов. Гуансюй оставался реформатором до самой своей трагической кончины. В 1908 году, когда Цыси сама лежала на смертном одре, он был отравлен мышьяком.