Файзулла Ходжаев - К истории революции в Бухаре и национального размежевания Средней Азии [2 издание]

Первое заседание нового Центрального Комитета состоялось в номере у Мансурова. Вслед за тем мы почти ежедневно собирались у него и обсуждали волнующие организацию вопросы.

На этих заседаниях предлагались два пути дальнейшей работы: 1) добиться у эмира через Временное правительство амнистии, прекращения преследований, во- /113/ обще условий для спокойной легальной работы, 2) наряду с использованием легальных давлений на эмирское правительство подготовлять вооруженное восстание, путем тайного вооружения и организации партизанских выступлений в вилаетах 47 [49].

Второе предложение исходило не помню от кого, но выражало оно мнение левого крыла. Что касается Мансурова, то он с самого начала заявил себя противником каких бы то ни было вооруженных выступлений и насильственных мер. Он соглашался только на первый путь - путь легальности, уговоров эмира и сановников при помощи русского резидентства.

Большинство нового Центрального Комитета, отнюдь не страдая избытком революционной энергии, с удовольствием поддержало Мансурова.

Вооруженные выступления были отвергнуты, путь уговоров принят и, в подкрепление точки зрения на уговаривание властей, решено было отправить в провинцию агитаторские тройки, которые организовали бы митинги, разъясняли бы населению причины последних событий, знакомили бы население с платформой организации, требовали бы немедленного проведения в жизнь начал, объявленных в эмирском манифесте. Из этой задачи ничего не вышло: агитаторских групп не создавалось, кроме одной, состоявшей из Фатхуллы Хаджа и Юсуп Заде, отправившихся в Чарджуй.

Вся работа организации сосредоточилась на переговорах с эмиром и русским резидентством. Во главе всех мероприятий по переговорам стоял сам Мансуров.

После долгих единоличных совещаний с Миллером Мансуров совершенно неожиданно объявил нам о необходимости начать переговоры с эмиром при посредничестве Миллера.

Я высказал по этому поводу некоторые свои опасения, но никто не хотел их слушать, и на этом же заседании была выбрана комиссия для ведения переговоров. В нее вошли: Мухитдин Мансуров, Абду Кадыр Мухитдинов и сам Мухитдинов, Муса Санджанов, Абду Вахид Бурханов, Ата Ходжаев, Хаджа Абду Саттар, Мухтар Санджанов и я.

Словесная директива Центрального Комитета была следующая: "Добиться соглашения с эмиром на основе /114/ неприкосновенности джадидов и легальной работы организации в духе манифеста эмира".

С помощью такой умеренной политики многие надеялись обеспечить за организацией возможности хотя какой-нибудь легальной работы. Предварительно Мансурову, Бурханову и мне предложили переговорить с Миллером.

Мы поехали; Миллер нас принял; переговоры вел Мансуров. Миллер сказал, что он не ручается за успех, но постарается помочь нам и что, конечно, переговоры с эмиром - единственный путь, так как других средств воздействия нет.

Итак, согласовав этот вопрос с Миллером, на другой день мы отправились к эмиру. К нам присоединились Миллер, Введенский и несколько членов Совета рабочих и солдатских депутатов. От прибывших из Самарканда воинских частей никого не было. Они остались на вокзале Ст. Бухары и не нашлось никого, кто бы позаботился договориться с ними. Утром в пятницу мы сели в пассажирский поезд и отправились на вокзал Ст. Бухары. Там нас встретило несколько чиновников с экипажами. Нас всех посадили попарно и отправили в сопровождении чиновников. Я очутился рядом с Мансуровым. Нас всех повезли по базару, как раз тогда, когда правоверные выходили из многочисленных мечетей.

В самом Регистане нас ждала толпа около 5000 человек.

Во время проезда из толпы нас осыпали бранью и камнями. Все это не сулило впереди ничего доброго.

Наконец, нас привезли в посольский отдел кушбеги (где обычно премьер-министр принимает гостей); ждать нам пришлось недолго: часа через два нас всех пригласили в тронный зал эмира. Мы все попарно, в сопровождении русских властей, отправились туда, не спросив даже, зачем нас ведут.

В зале мы застали всю правящую Бухару: блестящие ряды сановников и главарей мулл.

При нашем появлении поднялся шум и крики; нас осыпали ругательствами. Поместили нас позади эмира, вместе с русскими. Первое слово было предоставлено Мансурову. /115/

Он начал, примерно, так: "Мы, любящие родину и существующий строй граждане Бухары, и, хотя мы критиковали некоторые недостатки манифеста его высочества, не совпадавшие с нашими целями, но сейчас мы протягиваем к вам руки, высокие люди государства. Да осуществится воля эмира!"