Николай Костомаров - Казаки

Г. Кулиш во всем ходе статьи силится уверить своих читателей, что козаки были не более как разбойники, ставившие только благовидным предлогом своих действий веру, а на самом деле руководившиеся только страстью к наживе через отнятие чужого достояния. Для подтверждения такой мысли г. Кулишу кажется достаточным привести такие черты из казацкой истории, которые схожи с чертами разбойнических скопищ. Но г. Куниш должен был бы сообразить, что всякое гражданское общество, прежде чем образовалось в стройное государственное тело, носит на себе то более, то менее отпечаток хаоса, в котором разыскать легко черты, свойственные, по нашим наблюдениям, разбойникам, то .есть людям, ищущим возможности водворить в обществе хаос. Такие черты найдутся в первый период нашей истории, в эпоху язычников Олега, Игоря, Святослава, и более позднюю эпоху уделов. Коза-чество было новым фазисом исторической жизни, и оно, по неизменному закону возникновения, расцвета и упадка человеческих обществ, должно было иметь и свой период варварства, период хаоса и период установки. Все творится на свете постепенно; ни одно историческое общество не выходило готовым, как Афина из головы Зевса, а должно было слагаться, развиваться, укрепляться более или менее продолжительное время. Иные общества достигали полного расцвета, другие, недоразвившись, рановременно ломались. Но все одинаково подчинялись общему закону и в истории всякого политического общества непременно можно отыскать период варварства, хаоса, и тут-то многие жизненные приемы покажутся подобными разбойничеству. Естественно и в истории козачества то же. Но не видеть в козаках ровно ничего, кроме разбойнического скопища, можно только или чересчур умственно-близорукому, или ослепленному страстью. Как это г. Кулиш, которому нельзя отказать в основательных сведениях в истории козачества, решился произнести, будто «козачество на народной почве не проявило ничего, кроме дикого отрицания того, что делали люди порядочные», и будто хмельнищина не оставила по себе никаких общественных учреждений, ни даже попыток устроить что-либо ко благу общества! Разве гетманщина с гетманом во главе, с генеральной старшиною, составлявшею около него совет, с генеральным судом, генеральною канцеляриею, с разделением страны на полки, а полкрв на сотни, с выборными местными властями, с законодательством, основанным на принятом литовском статуте с добавлением гетманских универсалов и приговоров рад, часто собираемых по важным делам, с поземельными вопросами, разрешаемыми судам, наконец, с мещанством:., с его цехами разнообразных мастеров и торговцев, — все это разве не произведение хмельнищины, и если многое существовало еще прежде, то все-таки возымело свое право на существование именно потому, что эпоха Хмельницкого его оставща. Если г. Кулишу , не угодно . теперь признавать всего этого за общественное учреждение, то и русское правительство, и Россия, и весь мир, знавший что-нибудь об Украине, нимало не сомневались в течение двухсот лет в том, что все это — общественное учреждение. Не нравится это г. Кулишу, находит он в нем темные стороны; в существовании таких темных сторон и нельзя было никогда сомневаться, сознавая, что все человеческое — с недостатками; но окончательно лишать права общественного учреждения строй, признававшийся таким целых два века — это хуже, чем научная ршнбка! Козаки, говорит г. Кулиш, были разбойники, не более. Итак, выходит, что когда писались царские грамоты, посылались к гетману и старшине и казакам дары, присылались бояре для собрания рад, по случаю избрания нового гетмана, — все это делалось для разбойников! И малороссийский приказ, бывший в Москве, устроен был для заведования разбойниками! И цари, утверждая избранного гетмана, утверждали разбойничьего атамана! Так выходит по решению г. Кулиша.

В этом сравнении казачества с разбойниками г. Кулиш взял себе в помощь смешение казачества городового с запорожцами; у последних, действительно, случались события, не только похожие' на разбои, но и признаваемые такими в свое время; однако при этом не цадобно упускать из вида, во-первых, того, что такие события были единичными и обыкновенно преследовались самим же запорожским кошевым начальством; во-вторых, что Запорожье хотя состояло под властью гетмана, но постоянно между запорожцами существовала партия, стремившаяся к неповиновению и как бы к обособлению Запорожской Сечи от гетманщины. Да ив нравах и обычаях у запорожцев обра-завались различия от гетманщины, до того заметные, что, говоря о казаках, смешивать гетманских казаков с запорожцами не всегда уместно в видах историческа-научной истины.