Николай Костомаров - Казаки

Г. Кулиш до таких парадоксов доходит, что песни исто.., рическо-козацкие называет разбойничьими. Это, впрочем, дело его вкуса. Это значит только, что эти песни, которыми он восхищался прежде, потеряли для него свою цену и поэтическое достоинство. По нашему мнению, в песенности малорусской чрезвычайно мало собственно разбойничьих песен в сравнении с великорусскою. Г. Кулиш недоволен мнением тех, которые заявляют, что «русский народ в песнях поминает разбойников не с отвращением, а с сочувствием» (N!! б, стр. 124). Что же делать, когда именно так и есть? Отчего это так — об этом могли бы мы наговорить много, но думаем, что этот вопрос сюда не идет, так как мы толкуем с г. Кулишом о козаках, а не о разбойниках; мы же ни в каком случае разбойников и козаков, как сословие, не смешиваем.

Как на верх несообразностей у г. Кулиша, мы укажем на такие отзывы: «Козаки были самые вредные для общества социалисты, коммунисты и нигилисты — и та же мысль повторяется в иных выражениях в разных местах, например: «Они (польские баниты) дали козачеству его коммунистический и нигилистический закал (N!! 3, стр. 357). Усиливалась козацко-нигилистическая пропаганда отрицания всего того, чем государство держится (ibid., стр. 358). Днепровцы начали свои бунты с того, чтобы на место королевского присуда поставить свой собственный коммунистический, нигилистический присуд» (№ 6, стр. 118). Но выражения «коммунисты и нигилисты»' относятся к явлениям нашего времени, совершенно чуждым тому периоду истории, когда действовали козаки: это продукт общества, имеющего литературу, движимого разными учениями и теориями об общественном строе, распространяющимися в публике и опровергаемыми путем печати, чего вовсе не было во времена козачества. Смешивать названия двух различных обществ — значит путать понятия и искушать читателей к составлению неправильных взглядов и на то и на другое общество разом. Г. Кулиш, как видно, невзлюбил равно и козаков XVII и XVIII веков и нашего века мечтателей, обзываемых коммунистами, социалистами, нигилистами, радикалами; он волен громить и тех и других, только не должен смешивать одних с другими. Есть охота г. Кулишу явиться в виде обличителя наших составителей теорий, признаваемых вредными, — тогда пусть не трогает козаков; а если желает исследовать исторически судьбу и быт козаков, то пусть на ту пору оставит в покое коммунистов, социали-

стов, нигилистов и всяких теористов современного нам века. • _

Разражаясь злобой против козаков прошлого времени, г. Кулиш изливает ту же злобу и на близких к нашему времени, даже на тех, к кругу которых принадлежал сам. Он не оставил без глумления Шевченка («Русск. Арх.», № 3, стр. 365, № 6, стр. 151), того самого Шевченка, перед которым когда-то поклонялся в «Основе»; тогда уже многие, уважавшие талант Шевченки, находили восторги г. Кулиша чрезмерными, — этого же самого Шевченка музу уже в своей «Истории воссоединения» г. Кулиш заклеймил эпитетом «пьяной». Если г. Кулиш изменил свои прежние убеждения и симпатии, то все-таки было бы желательно, чтоб он теперь обращался с большею снисходительностью к памяти лиц, которым прежде оказывал любовь и уважение. Теперь же он невольно напоминает тех средневековых мо-нархов-фанатиков, которые под влиянием христианского благочестия истребляли произведения искусств, поэзии и наук, созданные в языческие времена, и делали это потому только, что видели в них почитание ложных божеств.

Почтенный издатель «Русского Архива», напечатавши в своем журнале статью г. Кулиша, в том же № 6, где эта статья окончена, поместил выписку из дневника Ю.Ф. Самарина, составляющую отзыв последнего о книге П.А. Кулиша — «Повесть об украинском народе», — книге, названной Ю.Ф. Самариным мастерским; прекрасно написанным очерком истории Украины. Достойно замечания, что Самарин, один из лучших людей своего времени, положивших вклад в умственную жизнь русского общества, вовсе далек был от возникшего стремления во что бы то ни стало сделать всех русских похожими как две капли воды на один тип москвича: Самарин, как оказывается, не склонен был подозревать в любви малорусов к своему родному тайные тенденции к сепаратизму, как и не клеймил напрасно прошлого Малороссии и не считал гетманщины раз-бойничьею шайкою. Вот как он оканчивает:

«Пусть же народ украинский сохраняет свой .язык, свои обычаи, свои песни, свои предания; пусть в братском общении и рука об руку с великорусским племенем развивает он на поприще науки и искусства, для которых так щедро наделила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ее стремлений; пусть учрежде ния для него созданные приспособляются более и более к местным его потребностям. Но в то же время пусть он по мнит, что историческая роль его — в пределах России, а н евне ее, в общем составе государства Московского, для создания _и возвеличения которого так долго и упорно трудилось великорусское племя, для которого принесено им было так много кровавых жертв и понесено страданий, неведомых украинцам; пустЬ помнит, что это государство спасло и его самостоятельность; пусть, одним словом, хранит, не искажая его, завет своей истории и изучает нашу» (стр. 232).