Яков Бутович - Лошади моего сердца. Из воспоминаний коннозаводчика

Всё сказанное относится исключительно к сибирякам, коренным жителям Сибири. Несколько сел русских переселенцев, которые я из любопытства осмотрел, привели меня прямо в неописуемый ужас. Бедность, нищета, грязь и убожество – вот что я там застал. Мужичонка корявый, захудалый, оборванный, детишки грязные, бабы бедно и неряшливо одетые. Во дворе ни инвентаря, ни сносной постройки, ни птицы, ни скота. Стоит одна убогая лошаденка, и копается у своих дровней такой мужичонка, точь-в-точь, как его отец и брат в захудалом уезде Рязанской или Тульской губернии. Крепко не любят сибиряки этих переселенцев и называют их татями, тунеядцами и пьяницам. Не хотят работать, не могут приспособиться к новым условиям жизни и влачат здесь, в этой обетованной земле, убогое и жалкое существование.

Село Брюханово – типичное торговое сибирское село. В нем две церкви, базарная площадь и большое население. Устроившись хорошо и удобно, вкусно поужинав, мы с Джамгаровым имели удовольствие после двухнедельной тряски в вагоне и трехдневной езды на лошадях растянуться во весь рост и во всю ширь на хороших кроватях. «Хорошо в Сибири», – сказал я Джамгарову и вскоре заснул богатырским сном. На другое утро, одевшись, напившись кофе с великолепными густыми сливками и выкурив утреннюю сигару, как будто был в Прилепах, а совсем не в глухой сибирской деревне, я пошел посмотреть село. Улицы его были значительно шире улиц в наших деревнях, среди домов – большинство двухэтажные, причем нижние этажи кирпичные, а верх – деревянный. Жили на верхнем этаже, внизу – кладовые, помещение для работников и прочее. Также поражало обилие надворных построек при домах, то есть сараев, боковушек, бань. Я шел по улице, с интересом глядя по сторонам, а сибиряки из своих домов и встречные на улице с не меньшим интересом наблюдали за мной.

Местный богач Пьянков, к которому я зашел, принял меня отменно любезно, сказал, что уже слышал о моем приезде и добавил, что сегодня же хотел быть у меня и познакомиться со знаменитым русским коннозаводчиком. Я удивленно посмотрел на него и спросил, откуда он знает, что я коннозаводчик. «Помилуйте, Яков Иванович, – сказал Пьянков, – кто же из нас, коннозаводчиков, вас не знает? Не желаете ли посмотреть последний номерочек? Только что получен» – Пьянков протянул мне журнал «Коннозаводство и спорт». Вот те и сибирская глушь, вот те и село Брюханово. «Что же я вас не прошу наверх?!» – спохватился Пьянков и засуетился, приглашая меня к себе.

«Разрешите мне прежде посмотреть магазин и двор, – попросил я хозяина, – извините любопытство человека, желающего видеть и знать быт Сибири». «Извольте, охотно покажу вам всё», – сказал Пьянков, и мы вошли в магазин. Здесь торговали сукнами, мануфактурой и бакалеей. Из магазина мы вышли на улицу и осмотрели еще две лавки: посудную и торговавшую дегтем, мазью, колесами, железом и скобяным товаром; рядом мучной лабаз, где бойко шла торговля мукой, пшеном, солью и прочим. Словом, придя к Пьянкову, можно было купить решительно все, от платка до ботинок и сапог, от стакана до тульского самовара. Местный «Мюр и Мерилиз», и дела он делал громадные.

Во дворе дома было чисто, везде подметено, стройка была прочная, фундаментальная, все на замках и запорах, а цепные собаки, когда мы вошли во двор, подняли адский лай и визг, рыча и кидаясь на своих цепях. Пьянков жил наверху, над своей главной лавкой. В доме все было устроено и обставлено на купеческую ногу: полы, крашенные олифой и натертые воском, блестели, чистые половики и белые дорожки вели от дверей одной комнаты до дверей другой; печи-голландки – кафельные, с горячими лежанками; по стенам в рамках красного дерева висело два зеркала, такова же была остальная обстановка, то есть хотя и красного дерева, но тяжелая и топорной работы. Огромный диван был крыт малиновым трипом (шерстяной бархат), в углу стояла горка с ценной посудой и серебром, у окон висели три клетки с певчими птицами, а в красном углу стояла божница со многими образами и неугасимой лампадой.

Сам хозяин был плотный, коренастый человек с умными глазами и рыжей, по пояс, бородой. Одет он был в длинную поддевку черного цвета и высокие сапоги. Волосы носил длинные, посредине надвое разделенные пробором, ходил медленно и говорил степенно и очень умно. О таких людях в Сибири принято говорить: «Купец с медалью – умный человек». И действительно, Пьянков имел медаль и был очень умным человеком. Его сын, довольно стройный, высокий брюнет, был одет в европейское платье и решительно ничем не отличался от московского купца средней руки. Пьянков-отец уже не выезжал по торговым делам своей фирмы в Нижний, к Макарию, или в Москву и сибирские города, туда ездил и все справлял его сын.