Я передал историю Кряжа со слов Сахновского, который и через много лет не мог говорить о нем спокойно. А в анналах спорта этой эпопее посвящены лишь четыре бесстрастные строчки: «С. А. Сахновского гн. жер. Кряж от Красивого-Молодца и Славной (ехал М. И. Бутович) сломал ногу в конце первого круга» («Рысистый календарь 1881 года», с. 93).
Если бы в свое время его отправили на идеальный по своим грунтовым и климатическим условиям ипподром – в Одессу, Крепыш, несомненно, сравнялся бы резвостью с американскими рекордистами. Однако этому мешали метизаторы, боявшиеся усиления орловцев. Крепыш был резвейшим орловским рысаком, этого оспаривать нельзя, это факт неопровержимый, доказанный и записанный. О необходимости отправить Крепыша в Одессу для побития его рекорда говорили многие, но Московское беговое общество, где в то время большинство составляли метизаторы, этому всячески препятствовало, а сами орловцы были недостаточно настойчивы. К тому же Щекин, в то время лидер орловской партии, в душе находил, что Крепыш и без того чересчур резов. Другое дело, если бы это была его лошадь, вот тогда полились бы и медовые речи, и обращения к «дорогим товарищам по охоте», и такую лошадь, конечно же, свели бы в Одессу. Дорожка одесского ипподрома самая легкая в России, рысаки, ставившие там свои предельные рекорды, потом не могли их повторить ни на одном другом российском ипподроме и, как правило, приходили на 4–5 секунд тише. В Одессе проявлению выдающейся резвости способствуют морской воздух и поразительно эластичный беговой круг. Дорожка естественная, а не искусственная. Об одесском ипподроме много говорили в спортивных кругах Москвы и Петербурга, все собирались послать в Одессу лучших русских рысаков, с тем чтобы они поставили новые всероссийские рекорды. Однако эти проекты остались лишь проектами вследствие косности беговых обществ, о чем нельзя не пожалеть: рекорды были бы повышены на 5–7 секунд. [113]
Я ставлю в вину и Шапшалу, владельцу Крепыша, что он не свел Крепыша в Одессу. Крепыш выиграл ему горы золота, Шапшал должен был это сделать не только для своей лошади, но и для рысистого коннозаводства страны. Мог бы сделать за свой счет, если бы он был истинным охотником и не считался с карманом, но Шапшал кричал, что менее чем за десять тысяч он не поедет, а Новороссийское беговое общество не могло дать приза крупнее одной тысячи.
Михаил Михайлович Шапшал был родом из Крыма и происходил из бедной караимской семьи. Совсем молодым, он кое-как добрался до Петербурга и попытался устроиться. Чем он только ни занимался в то время: торговал папиросами, служил, мотался по разным мелким поручениям и делам. Словом, ему было очень трудно. Природный ум, хорошая смекалка и большая ловкость помогли ему выбраться в люди и встать на ноги. Лошади, которые впоследствии играли такую решающую роль в его жизни, помогли ему выдвинуться и дали возможность заработать первую копейку. Он покупал бракованных и отбойных лошадей, подлечивал, приводил в порядок, затем продавал. Встав немного на ноги, он пробрался на бег, начал присматриваться к этому делу, завел кое-какие знакомства, купил удачно рысачка, кое-что выиграл – и дело пошло. Конечно, нужда часто стучалась к нему в ворота, но он был уже на ногах, имел посетительский билет в членскую ложу и из Муссы превратился в Михаила Михайловича. Мало-помалу он стал завязывать в Петербурге знакомства и завоевывать симпатии, и этак лет через семь после первого появления на бегу был избран в члены-соревнователи. За несколько лет до покупки Крепыша, Шапшал выехал из Петербурга и поселился в Москве. Он снял небольшой домик на втором дворе дачи Малютина. Крохотный домик с маленькой передней, гостиной, крохотной спальней и кухней. Шапшал не был избалован жизнью, холост и в лучшем помещении не нуждался. Убранство домика было скромно, но везде царила поразительная чистота, к которой восточные люди так требовательны и привычны. Гостиная имела восточный ковер, красные занавески, того же цвета мягкие оттоманки и две-три полки с медной посудой татарского происхождения. Заходили и бывали у Шапшала самые разнообразные люди; иногда он приглашал на чай с восточными сладостями, говорили о текущих делах и слушали рассказы Шапшала о его необыкновенных приключениях в молодости.
Шапшал был небольшого роста, некрасивый и довольно энергичный человек с умными глазами и большими, точнее, густыми усами. Он не получил никакого воспитания и образования и часто говорил многим охотникам самые непозволительные дерзости. Его боялись, но с ним считались: он был уже действительным членом Московского бегового общества и мог в собрании, когда горячился или волновался, наговорить самых невероятных вещей. Несмотря на то, что он всю жизнь прожил в Петербурге и Москве, Шапшал так и не научился правильно изъясняться по-русски, а писал так, что лишь с трудом можно было прочесть его фамилию, не говоря уж о содержании. Иметь с ним дело было чрезвычайно трудно, так как он высоко ценил своих лошадей, забывал то, что обещал, или неверно уяснял себе смысл договора, а отсюда иногда после его покупок и продаж возникали недоразумения.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу