Коллектив авторов Биографии и мемуары - Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век

Второму баталиону Нарвского пехотного полку и остаточным Гусарским эскадронам пожалуйте прикажите следовать к Арзамасу. А от туда в город Тарников, и так остановись оному баталиону требовать повеления, в своем распоряжении у своего Полковника Господина Татищева занимающего там и имеющего квартиру свою в Саранске. Гусарыж бы в то время следовали безостановочно по дороге к Синбирску для присоединения к своему полку, расположенного близь Синбирска в округе пригородков. И тако и есмь неотменно с большим почтением,

Вашего Сиятельства, Милостивого

Государя моего покорный слуга,

Октября

1774 году

Синбирск.

Г. Волхонскому.

Из письма Лугинина, приказчика Семена Долгорукова, из Оренбурга присланного в Екатеренбург к приказчику Федоту Ахматову.

Я думаю, что вы не сочтете за излишний труд прочесть бывший у нас театр сего злодея, о коем я хочу вам к сведении донести. Оной изверг изчадия, Пугачев, обликом и ростом выхож на бывшего атамана Илецкой станицы Лазаря Портнова, коего вы довольно знать изволили, и отменное токмо тое, что сей изверг имеет на себе от золотухи в известных местах пятна, и притом несколько кос. Имея на себе экипирование халат Французской палевой с разными большими цветами тафты, полушубок тафтяной же цветом пунсовой, рубашка тафтяная зеленая и порты канфовы синие, шапка обыкновенная донского калибра, сабля шашка с серебряным ефесом, которое все, кроме рубашки и портов, отдано в награду посыланному для привозу его злодея Сотйику Харчеву; ему ж злодею вместо того украшения даны на руки и на ноги железа и к обогрению овчинная шуба. Такою чучелою и был выводим в присутствии господина Гвардии Капитана Маврина к посрамлению всех тех его Пугачева сообщников, которые по важности их преступления у нас под караулом еще содержатся человек с двести; и которые увидив его делали разные притворства большему смеху достойные, то есть одни за других себя закрывали, и иные ж, а особливо верховой старшина Емелькин любимец, а для стороны нашей преестественной злодей, Перфильев, в виде печальном переступая ногами с одного места на другое, вдруг быстрые воровские свои глаза уперли как быки в землю; а он Пугачев, как снарядной разбойник, с отчаянным духом без всякого уныния смотря на них весьма быстро говорит, что хотя ему оные казаки, и прочие разного рода люди, и служили как истинному Государю, однако же он отнюдь не то, а донской казак Емельян Пугачев, избранный к тому высочайшему именованию всеми здешними Яицкими казаками, заподлинно ведавшие о его Пугачеве толь подлом и гнусном состоянии, единственно для того, чтоб коснуться им к по вреждению всеобщего отечества покоя, и тем или получить себе полное удовольствие, или навлечь уже на себя непростительный гнев и мечь природной нашей Императрицы. Таким двояким способом пользуясь как вероломные злодеи с добрым духом имели его Пугачева при себе для одного только виду без всякой власти, убеждая их при том что кровь невинных людей пролитая вопиять будет на небо, конечно, не на него, а Яицких Козаков яко тому злу первоучастнейших. При сем случае настояла тишина. Казаки же в соответствие столь много произнесенных на них в ругательство слов в жалостном виде и утомленным духом не нашли больше для себя сказать только то, что они им Пугачевым были обмануты. И так Емелька вопреки тое им сказал же, что какие они верные рабы Императрице, так оные его сообщники. Чувствительно будучи тем тронуты, разхаркав свои слюни плюнули на него Пугачева, говоря при том еще, что он проклятый их до сего состояния довел. Тем и кончилось.

Пугачев, то поражаемый войсками, посланными для усмирения мятежа, то усиливаемый новыми толпами злоумышленников, долго, как некий вихрь, носился в горах и степях малообитаемых, и летом 1774 года двинулся на север и обложил Казань. Оборона жителей заставила его промедлить; разграбленное и сожженое им предместие послужило к его неудаче; многочисленная чернь, составлявшая его шайку, вдалась в пьянство и грабеж; в это время войска Михельсона настигли и разбили его, но не схватили самого злодея; он с большим числом злоумышленников бежал за Волгу к Алатырю, в тот спокойный край, где мы жили. Сначала он был не известен, но через несколько дней, по присоединении к нему множества дворовых людей и крестьян, явился близь нашего селения, знаменуя везде свое шествие кровопролитием.

За три недели перед этим матушка родила, и в день, когда начались наши несчастия, 22-го июля, праздновали мы ее именины. По деревенскому обыкновению званы были гости, и уже стол был накрыт, как вдруг отец мой получил письмо от приятеля и соседа нашего, званного на праздник, который уведомлял, что самозванец в тридцати верстах от нас, пришел в господское селение, повесил приказчика и все имущество разграбил; вместе с тем он писал батюшке, что со всем своим семейством выехал, сам не зная, куда судьба его поведет.