Шамиль Куряев - 1917. Кара до покаяния

Роль «революционной тройки» в судьбе русской армии играла созданная при министре Гучкове «Особая комиссия по реорганизации армии на демократических началах». Возглавлял комиссию либеральный генерал Поливанов, в своё время назначенный военным министром (в угоду Государственной Думе), но продержавшийся на этом посту только девять месяцев – однако успевший войти в историю своими словами, сказанными коллегам-министрам в разгар военного кризиса 1915 года: «Уповаю на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая Мирликийского, покровителя Святой Руси». Неудивительно, что кончил этот богомаз тем, что пошёл на службу к большевикам.

Состояла «комиссия Поливанова» из самых беспринципных, склонных к интриге и авантюре офицеров – в невысоких чинах и с невеликими боевыми заслугами, зато с большими заслугами перед революцией. Например, подполковник Энгельгардт – даром, что ничем крупнее эскадрона не командовал! – зато депутат Госдумы, активный участник февральского переворота, первый революционный комендант Петрограда…

Впрочем, генеральские судьбы определялись приказами военного министра, а «компетентных» (по мнению Гучкова) советчиков он выбирал совершенно произвольно. Главными инструментами кадровой политики Гучкова были так называемые «мерзавки». «Мерзавка» представляла собой список с фамилиями высших начальников (от дивизионного уровня и выше), в котором напротив каждой фамилии имелось несколько (от пяти до двенадцати) подлежащих заполнению граф. Эти графы заполнялись либо самим Гучковым, либо теми лицами, которым министр по какой-то причине доверял. По результатам набранных «баллов» в последней графе выставлялся один из следующих приговоров: «достоин выдвижения», «может остаться», «подлежит изгнанию».

При этом решающее значение имел вопрос политической благонадёжности (с точки зрения революционной власти), который перевешивал любые деловые соображения. Но и сугубо профессиональные качества военачальников оценивались специфически – революционно настроенными (то есть – обиженными, обойдёнными по службе, а потому фрондирующими) полковниками и подполковниками, близкими Гучкову. Это то же самое, что решать судьбу директора завода на основании отзывов табельщицы.

Неудивительно (если учесть нараставший в стране «революционный порядок»), что данные о масштабах тучковской «чистки» у разных авторов существенно расходятся. Так, по мнению генерала Алексеева, было «выметено» около 120 генералов. По свидетельству генерала Врангеля, «одним взмахом пера» было изгнано 143 старших начальника. Генерал Деникин насчитал их полторы сотни. По утверждению начальника гражданской канцелярии Ставки Лодыженского, их было 160. Современные исследователи называют ещё большие цифры (до 374-х уволенных), что превышает минимальную оценку современников втрое.

В любом случае, масштабы были огромные. «Перетряска» высшего командования не прекращалась ни на миг: за восемь революционных месяцев в России сменилось пять (!) верховных главнокомандующих, не по одному разу сменились главнокомандующие всех пяти фронтов.

Но дело даже не столько в масштабности «чистки» (от 120 до 374 уволенных генералов), сколько в тех экстремальных обстоятельствах, которые ей сопутствовали! Внезапное, в рамках «массовой кампании», изгнание из армии полутора сотен военачальников даже в мирное время было бы страшным ударом по обороноспособности страны. Но в тот момент Россия вела тяжелейшую войну! – и это, можно сказать, возводило опасность в квадрат. Кроме того, в России только что рухнули вековые устои власти и весь государственный организм зашатался! – и это возводило катастрофичность затеянной «реформы» в куб. Воюющая армия была в полном смысле слова обезглавлена.

Сам Гучков очень гордился этой победой (отдавая себе отчёт в беспрецедентности разгрома): «В течение короткого времени в командном составе армии было произведено столько перемен, каких не было, кажется, никогда ни в одной армии». Что ж, не поспоришь.

§ 2.3.Понятно, что массовое изгнание действующих начальников из воюющей армии не могло не иметь катастрофических последствий. Но немаловажно и то, кого Гучков назначал на место изгнанных.

Что это были за «самородки», которых прежняя власть обходила и «затирала», а новая – оценила (и доверила высокие посты)? Что представляли из себя выдвиженцы Гучкова? О, среди них встречались люди удивительные! О Поливанове и Энгельгардте уже говорилось. Из числа лиц, вошедших в ближайшее окружение военного министра, упомянём ещё одного мелкого, но уж больно колоритного персонажа. Известно, что именно Гучков на протяжении многих лет раздувал общественную истерию вокруг имени Распутина и распутинского «кружка». А вот дорвавшись до власти, Гучков взял себе в адъютанты не кого-нибудь, а… активнейшего члена распутинского «кружка», одного из самых близких к покойному Распутину лиц – оккультиста-гипнотизёра Соловьёва, женившегося на дочери «старца»! Чем же пленял нашего «русского Клемансо» тёмный проходимец Соловьёв? Быть может, загипнотизировал?!