Виктор Цыгульский - Диалектика истории человечества. Том 1

Отсюда можно заключить, что различие между точками зрения формальной логики и диалектики не есть вовсе различие двух отдельных и самостоятельных наук, но, прежде всего, лишь различие двух масштабов диалектического исследования. Категории формальной логики могут и должны применяться там, где историческая перспектива, исторический масштаб исследования настолько узок по отношению к совокупному развитию данного явления, что на данном отрезке кривой развития это явление можно условно, в известном смысле, рассматривать, как стабильное. Так называемая формальная логика есть логика частных, узких, ограниченных исторических перспектив — в отличие от диалектики, которая всегда охватывает весь процесс развития в целом, на всем протяжении его движения, во всех противоречивых тенденциях, которыми это движение направляется.

Однако сказанного недостаточно. Требуется еще выяснить — поскольку это возможно, — в каких именно случаях исследование вынуждено сужать свои исторические горизонты, ограничивать свою историческую перспективу. Вот в этом-то пункте и выступает все значение практики, предметной деятельности, предметного опыта. Практика есть не только источник нашего знания, практика не только дает критерий достоверности и истинности знания. Практика также выдвигает и критерий, которым мы должны руководствоваться при решении вопроса об объеме исторических горизонтов, о границах исторического масштаба исследования, а, следовательно, и о границах возможного применения формальной логики.

Уже из факта широкого распространения воззрений формальной логики можно вывести, что применение этой логики должно иметь какие-то опорные точки в практике, в предметном опыте человека. И действительно: с точки зрения практики далеко не всегда представляется необходимым учитывать изменчивость, подвижность, противоречивость явления. В огромном множестве случаев явление представляет для нас практический интерес не в тех своих связях, которые оказываются изменчивыми, но, напротив, в тех, которые являются относительно устойчивыми, тождественными, стабильными. Сюда относится, прежде всего, техническая практика, производственная, индустриальная деятельность. Человек есть животное, изготовляющее орудия. Но для того, чтобы быть пригодным к определенному действию, орудие должно обладать определенными свойствами, относительно тождественными, постоянными, устойчивыми. Так, топор может быть сделан из различных металлов, рукоятка его также может быть сделана из дерева различных пород. Однако, как бы ни варьировались эти условия, существует известное относительное постоянство формы лезвия, рукоятки и т. д., необходимое для того, чтобы топор мог выполнять свое определенное назначение. Если бы топор был изготовлен из вещества текучего, гибкого, изменчивого, подвижного, то он не мог бы быть пригоден, как топор, т.-е. для рубки леса, для обтесывания деревьев и т. п. Конечно, и топор изменяется. Топор может быть сломан; его части могут износиться и с течением времени выйти из употребления, Однако практическую ценность топор, как таковой 1), представляет не в изношенном и не в разрушенном состоянии, но именно тогда, когда он пригоден к действию, т.-е. когда он имеет определенную, вытекающую из его назначения и потому постоянную, устойчивую форму. Приведенный пример — типический. Значение его распространяется на все виды физического, материального труда. Наша логика в своей практической основе действительно есть «логика твердых тел». Метафизичность рассудка коренится не только в отвлеченном заблуждении мысли (подобный взгляд был бы попросту наивно-идеалистическим), но в условиях практической — технической— деятельности, которая, в свою очередь, есть непрерывное взаимодействие между материальной природой и производящим человеком. Поэтому метафизичность мысли неразрывно связана (конечно, не непосредственно, но через систему производственных отношений) с известными моментами материальной практики, представляет незаконное расширение всего лишь одной стороны, одной грани предметного опыта человека — той стороны, которая соответствует интересу, направленному на относительно стабильные связи вещей. По той же причине метафизичность мышления тесно связана с целесообразным характером производительного труда. По разъяснениям К. Маркса целесообразность труда выражается в том, что цель или задача, которую ставит перед собой работник, определяет весь способ его деятельности. Каждой трудовой задаче соответствуют не какие попало, но определенные, отграниченные от остальных и в этой отграниченности относительно постоянные, относительно устойчивые приемы, установки и способы осуществления. «В конце рабочего процесса,— говорит К. Маркс,— получается результат, который при начале этого процесса уже существовал в представлении работника, т.-е. в идеях». «В веществе, над которым он трудился, он осуществляет свою цель, которую он знает наперед, которая с принудительностью закона определяет способ его деятельности и которой он должен непрерывно подчинять свою волю».