Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Воспитанная на французской культуре, Екатерина в то же время высмеивала легкомысленных щеголей-галломанов, так называемых петиметров. Выпады против них находятся и в издаваемом ей журнале «Всякая всячина» (1769), и в ее комедийном творчестве. Так, в комедии «Именины госпожи Ворчалкиной» (1774) выведен петиметр Фирлюфюшков, у которого пристрастие к модам сочетается с воинствующим невежеством. «Что ты, не читать ли хочешь? – с ужасом вопрошает он. – Книг и письма терпеть не могу. Это великое дурачество, кто к ним привяжется». Негодование монархини вызывали и некоторые французские моды, в которых она усматривала чуждый ей пафос. В революционной Франции, к примеру, в моду тогда вошли узорчатые фраки, которые быстро переняли и русские щеголи. Подобная одежда воспринималась Екатериной как якобинская зараза, покушение на государственные устои России. Но какими же остроумными и мягкими методами боролась с ними государыня! Она приказала всем петербургским будочникам надеть такой же наряд и дать им в руки лорнеты. Устыдившиеся франты после этого отказались от этой моды.

Князь Петр Вяземский заметил: «Как странна наша участь! Русский силился сделать из нас немцев; немка хотела переделать нас в русских». Именно немка Екатерина ввела в моду народное платье, проявив в этом завидную самостоятельность (ведь «прорусская» Елизавета такие костюмы отнюдь не жаловала). Она первая стала носить открытое и широкое платье с двойными рукавами, сохранившееся под названием русского. Александр Сумароков в стихотворении «О французском языке» приветствовал этот почин монархини («в российскую облегшися одежду»), назвав его «надеждой» для страны.

Историк-популяризатор Михаил Пыляев, говоря об изящной простоте наряда Екатерины, отмечал: «Государыня придумала себе костюм, похожий на старинный русский, с фатою и открытою проймою на рукавах… Еще позднее костюм государыни имел характер мужского: свободный кафтан без талии (молдован) и меховая венгерская шапочка с кистью».

Адриан Грибовский так характеризовал убор императрицы: «Утреннее одеяние: простой чепец, белый атласный или гродетуровый капот. Гостиная одежда: другой чепец белый с белыми лентами; верхнее платье молдован, по большей части лилового цвета, и нижнее белое гродетуровое. В торжественные дни: русское шелковое, редко глазетовое, и на голове малая корона при выходах».

Любопытно, что русский журнал «Магазин английских, французских и немецких новых мод» (1791) сообщал, что многие почтенные дамы носят «русские платья из объярей, двойных тафт и из разных как английских, так и французских материй, шитые шелками или каменьями». Впрочем, подчинились такой моде далеко не все – молодые придворные галломанки продолжали следовать Парижу, причем делали это свободно, поскольку государыня и в этом отношении не была строгим педантом.

Императрица была достаточно скромна и умеренна в повседневной жизни. Она не любила изысканных блюд, предпочитая простую пищу – разварную говядину с солеными огурцами. Часто ходила пешком. Ее туалет занимал не более десяти минут. Не случайно поэт Гаврила Державин в своей бессмертной «Фелице» противопоставил простоту Екатерины варварской пышности окружавших ее вельмож.

Но проявляя исключительное благодушие, императрица потрафляла и, по словам Шарля Франсуа Филибера Массона, «рукоплескала беспорядочной роскоши… которую она принимала за доказательство благоденствия своего государства». И роскошь превзошла тогда все границы. Чего стоят, например, затканный бриллиантами от шеи до колен наряд Григория Потемкина, триклиний (род столовой) Александра Строганова, где подавались экзотические лосиные губы, лапы медведя, жареная рысь, котлеты из фарша рябчиков; великолепие празднеств, царственные многомиллионные дары фаворитам, дорогостоящие путешествия и т. д. В России, по тогдашним рассказам, «платилось по 500 рублей за пять огурцов для любимца и выходило угля для щипцов придворного парикмахера на 15 тысяч рублей в год».

Позиция Екатерины в отношении роскоши толкуется историками по-разному. Князь Щербатов, рассматривавший всю русскую послепетровскую историю как поступательное движение к все возрастающей роскоши, заметил: «Императрица от простоты своего одеяния отстала и хотя в молодости не любила златотканых одеяний… сама стала с летами, стараясь закрыть ущерб, летами приключенный, ко изобретению приличных платьев и богатому их украшению страсть свою оказывать, а сим не только женам, но и мужчинам подала пример к таковой роскоши». Авторитетный же современный ученый Александр Каменский, наоборот, полагает, что «страсть к нарядам и драгоценностям она утолила еще в ту пору, когда была великой княгиней… С годами же Екатерина… все чаще появлялась в простых платьях и головных уборах, составлявших резкий контраст с нарядами многих придворных дам».