Сергей Дмитриевский - Сталин [Предтеча национальной революции]

Сталин телеграфирует Ленину:

«Вслед за Красной Горкой ликвидирована и Серая Лошадь, орудия на них в полном порядке, идет быстрая очистка и укрепление всех фортов и крепостей. Морские специалисты уверяют, что взятие Красной Горки с моря опрокидывает всю морскую науку. Мне остается лишь оплакивать так называемую науку. Быстрое взятие „Горки“ объясняется самым грубым вмешательством со стороны моей и вообще штатских в оперативные дела, доходившим до отмены приказов по морю и суше и навязывания своих собственных. Считаю своим долгом заявить, что я и впредь буду действовать таким образом, несмотря на все мое благоговение перед наукой. Сталин».

Еще через несколько дней Сталин вновь доносит Ленину:

«Перелом в наших частях начался. За неделю не было у нас ни одного случая частичных или массовых перебежек. Дезертиры возвращаются тысячами. Перебежки из лагеря противника в наш участились. За неделю к нам перебежало человек 400, большинство с оружием. Вчера днем началось наше наступление. Хотя обещанное подкрепление еще не получено, стоять дальше на той же линии, на которой мы остановились, нельзя было — слишком близко от Питера. Пока что наступление идет успешно, белые бегут, нами сегодня занята линия Керново — Воронино — Слепино — Касково. Взяты нами пленные, 2 или больше орудий, автоматы, патроны. Неприятельские суда не появляются, видимо, боятся Красной Горки, которая теперь вполне наша».

Первый поход Юденича на Петроград был ликвидирован.

…Осень 1919 г. Самое трудное время для красной республики. Наступает решающий момент всей Гражданской войны. Армии генерала Деникина подкатываются все ближе к Москве. Уже заняты Курск, Орел. Под угрозой Тула. Оттуда рукой подать до Москвы. Генерал Юденич опять готовит поход на Петроград. Положение самое отчаянное. Во многих армиях паническое настроение. Оно передается и населению — тем более что у больших масс населения уже сочувствия к советской власти нет. Многие, как избавления, желают прихода белых. Всюду начинают подымать голову организации содействия Белой армии, — даже в самой Москве. А тут еще продовольственное положение обострилось как никогда. В столицах, особенно в Петрограде — настоящий голод. Вместо хлеба выдают немолотый овес. Промышленность почти остановилась: нет топлива. Снабжать армии почти нечем.

Нужен перелом на фронте. Нужна стальная рука, опытная уже в военном деле, имеющая доверие и опору в армейских массах. Кто? Только Сталин.

Сталин ставит перед Лениным и Центральным комитетом партии три условия.

Первое: Троцкий не должен вмешиваться в дела южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии.

Второе: с южного фронта должен быть немедленно отозван ряд работников — протеже Троцкого, — которых Сталин считает вредными для дела восстановления боеспособности фронта.

Третье: на южный фронт должны быть немедленно командированы новые работники по выбору Сталина.

Условия были приняты целиком.

Сталин едет на южный фронт в качестве члена реввоенсовета с неограниченными полномочиями. Его главная квартира — Серпухов, неподалеку от Москвы. Оттуда он руководит военными действиями. Изредка — в серьезные моменты — наезжает в Москву. Он в Москве, когда решается вопрос: сдавать или не сдавать Петроград наступающему Юденичу. Он против сдачи. Он убежден:

— Победим!..

Положение на фронте он застает отчаянное. Самое скверное — это неопределенность. Никто не знает, что надо делать. «На главном направлении Курск — Орел — Тула нас бьют, восточный фланг беспомощно топчется на месте».

— Чтобы победить, — говорит Сталин, — надо наступать самим. Надо прорваться в тыл противнику, заставить его откатиться от Москвы, взять инициативу в свои руки. Все дело — в правильном плане наступления.

Сталин спрашивает о планах московского главного командования. Там предлагают старый план нанесения главного удара противнику восточным флангом, от Царицына, через донские степи, на Новороссийск. Сталин резко отвергает этот план. Выдвигает свой собственный.

«Что заставляет главкома отстаивать старый план? — спрашивает Сталин в письме Ленину. — Очевидно, одно лишь упорство, если угодно фракционность, самая тупая и самая опасная для республики, культивируемая в главкоме состоящим при нем стратегическим „петушком“… На днях главком дал Шорину [7] Шорин — командующий советским юго-восточным фронтом, наступающим на Царицын и на Дон. директиву о наступлении на Новороссийск через донские степи по линии, по которой может быть и удобно летать нашим авиаторам, но уже совершенно невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот — предполагаемый — сумасбродный поход в среде вражеской нам, в условиях полного бездорожья, грозит нам полным крахом. Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию казаков для Деникина, т. е. может лишь усилить Деникина. Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара через Харьков — Донецкий бассейн на Ростов. Во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот, симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение. Во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина, — линию Воронеж — Ростов. В-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им с тыла. В-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет. В-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля. С принятием этого плана нельзя медлить. Короче: старый, уже отмененный жизнью план ни в коем случае нельзя гальванизировать, — это опасно для республики, это наверняка облегчит положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и условия не только назрели, но повелительно диктуют такую замену. Без этого моя работа на южфронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на южфронте. Ваш Сталин».