Сергей Дмитриевский - Сталин [Предтеча национальной революции]

Троцкий принял Сталина свысока. Сталин держал себя «подчеркнуто смиренно». Он боялся, что Троцкий рассыплет спаянную им в Царицыне ворошиловскую группу — и тем нанесет смертельный удар фронту.

— Неужели вы хотите всех их выгнать? Они хорошие ребята.

— Эти хорошие ребята, — театрально произнес Троцкий, — погубят революцию, которая не может ждать, доколе они выйдут из ребяческого возраста. Я хочу одного: включить Царицын в советскую Россию.

В другое время, в другой обстановке Сталин ответил бы резкой грубостью на эту напыщенную и глупую фразу. Как будто не царицынские «ребята» были основной опорой революции — и как будто Царицын не был все время той скалой, на которую советская Россия в это трудное время опиралась! — Не говоря о значении самого Царицына, — но разве, если б он был взят, и те громадные силы, что он приковывал к себе, освободились, разве слабые армии центра — детище Троцкого — могли бы оказать им сопротивление?..

Сталин не высказал этого. Бесполезно. Он еще раз только подчеркнул, что разгон ворошиловской группы был бы ударом по фронту. Сухо попрощались. Сталин поехал говорить с Лениным. Троцкий — «наводить порядок в Царицын».

— Через несколько часов, — рассказывает Троцкий, — я увидел Ворошилова… Я поставил Ворошилову вопрос: как он относится к приказам фронта и главного командования? Он открыл мне свою душу: Царицын считает нужным выполнять только те приказы, которые он признает правильными. Это было слишком. Я заявил, что, если он не обяжется точно и безусловно выполнять приказы и оперативные задания, я его немедленно отправлю под конвоем в Москву для предания трибуналу. Я никого не сместил, добившись формального обязательства подчинения. Большинство коммунистов царицынской армии поддержало меня за совесть, а не за страх. Я посетил все части и обласкал партизан… С этим я вернулся в Москву.

Сами царицынские коммунисты немного иначе описывают это генеральское посещение. Они действительно подчинились «не за страх, а за совесть». Ворошилов принял Троцкого «дисциплинированно и радушно». Но почему? Вот что говорили в среде царицынских коммунистов перед приездом Троцкого:

— Конечно, Троцкий еще «новый» и далеко не испытанный большевик. В честолюбивой горячности он может кой-где и ошибаться. Но раз партия наша доверила ему столь огромное дело руководства обороной страны, наше дело — по-большевистски ему подчиниться.

Но само поведение Троцкого произвело на царицынцев очень тяжелое впечатление. Пустая напыщенность — никакого реального дела.

«Троцкий, — рассказывает Тарасов-Родионов, — выступил в реввоенсовете надменно и раздраженно. Обрушился градом колких упреков за огромную трату боеприпасов. Ворошилову оставалось только скромно пожать плечами:

— Если тратим много боеприпасов, значит, упорно отбиваемся от превосходящих вражеских сил».

О том, что в решающие августовские дни армия изнемогала и была накануне гибели от отсутствия снарядов и патронов — только потому, что Троцкий находил, что Царицын слишком много тратит боеприпасов, — об этом Ворошилов не счел нужным говорить. «Объяснениями Троцкий не интересовался»…

«Он сказал на митинге красноармейцев трескучую и яркую, как фейерверк, речь, обещал прислать в армию надежнейшие требуемые подкрепления, затем сел на пароход и уехал»…

«С подкреплениями, однако, дело вышло не гладко». Часть разбежалась по дороге. Другие перешли к противнику. Так 11-я «железная» дивизия, гордость Троцкого, перешла к белым в строю, под музыку, с развернутыми знаменами. Царицынская армия изнемогала — но держалась.

Но началось опять недовольство центром, конфликты с Троцким.

…Сталин, приехав в Москву, объяснил положение вещей Ленину. Он обрисовал ему успехи, достигнутые царицынской армией, рассказал, что он убедил и Ворошилова, и Минина, и Межлаука подчиниться приказам центра. Указал, что главная причина «оппозиции» — неудовлетворительность директив центра, опасения измены в штабах, наконец, крайние запоздания в снабжении снарядами и патронами армий, что поставило северо-кавказскую армию на краю гибели.

Ленин немедленно сообщил обо всем этом Троцкому — и именно письма Ленина и были причиной того, что Троцкий не посмел «разогнать» царицынскую группу.

Сам Сталин опять стремился на военную работу, казавшуюся ему самой важной в данный момент. Он готов был поступиться самолюбием, подчиняться Троцкому.