Элла Сагинадзе - Реформатор после реформ - С.Ю. Витте и российское общество. 1906–1915 годы

В Малый театр бросился «весь Петербург». Первые ряды занимались сановниками. Из-за занавеса я подслушал их диалоги:

– Говорят – миллион.

– А мне говорили – двести тысяч.

– Эдакая реклама!

– И это в момент падения! [622]

Вопрос о реакции Витте на пьесу очень важен. Известно, что напечатанный экземпляр пьесы хранился в его личной библиотеке [623]. К слову, еще из сочинений публициста в книжном собрании графа был лишь сборник «Маленькие мысли», составленный из газетных статей Колышко-Серенького в «Гражданине» [624]. Однако имелись ли на книге какие-либо пометки, сделанные Витте или Колышко, сказать нельзя, так как подлинник издания был утерян [625]. Ни в воспоминаниях, ни в письмах, которые мне удалось просмотреть, сам Сергей Юльевич о пьесе не упоминал. В переписке отставного сановника с его личным секретарем, Н.С. Помориным, также нет ни слова о «Большом человеке» [626]. Впрочем, Витте всегда старался не афишировать степень своего участия в инспирированных им статьях и разного рода пропагандистских мероприятиях. Поэтому само по себе молчание сановника не служит доказательством его непричастности к появлению пьесы.

Колышко в мемуарах неоднократно утверждал, что граф не имел к созданию «Большого человека» никакого отношения [627]. В одном из уже цитировавшихся писем 1908 года к Суворину, обсуждая пьесу и возможные трудности, связанные с ее будущей постановкой, автор прямо заявлял, что министр не только не причастен к появлению пьесы, но даже не знает о его, Колышко, замысле. Более того, драматург опасался реакции Витте на образ его супруги – главного женского персонажа: «Я не могу считаться с мнением об аналогии моей Иры с M-me В[итте]. И поэтому думаю, что и показывать моей пьесы В[итте] не следует[выделено в источнике. – Э.С .], ибо это подчеркнет ему, что я нахожу какое-то сходство, боюсь его и проч. Я сказал В[итте], что работаю над пьесой, где герой обладает чертами государственного деятеля типа В[итте]. Этим и ограничусь» [628].

В пользу достоверности данной версии свидетельствует и следующее обстоятельство. В мемуарах Колышко пишет о своей встрече с сановником, состоявшейся после первых спектаклей:

Меня вызвал Витте.

– Вы написали на меня пьесу.

– Кажется, я вас не умалил.

– Но Матильду Ивановну.

– Чем?

– У вас стоит, что она темного происхождения. ‹…›

– Вот это и доказывает, что я не имел в виду вашей супруги.

– Вы. Но публика [629].

Если уже исправленный по цензурным соображениям текст вызвал у графа возражения, то первоначальный вариант, с более пикантными подробностями, был бы для Сергея Юльевича и вовсе неприемлемым. Витте всегда заботился о репутации своей жены. К примеру, в феврале 1909 года черносотенная газета «Русское знамя» опубликовала статью, в которой содержался намек на близкие отношения Матильды Ивановны с бывшим директором Департамента полиции А.А. Лопухиным [630]. Взбешенный Витте направил председателю правительства П.А. Столыпину письмо с требованием привлечь редакцию к ответственности. Ему было отказано в возбуждении судебного дела – на основании действующего законодательства [631]. Переписка же Колышко с бароном Дризеном свидетельствует о том, что в тексте пьесы, представленном в цензуру, героиня по сюжету имела любовника и брала взятки. Если бы Витте принимал в появлении пьесы какое-то участие, он ознакомился бы с черновиком и внес свои исправления, а Колышко был бы заведомо осторожнее.

Видел ли Витте спектакль или основывался на разговорах публики и откликах газет? К сожалению, данных об этом у меня нет. Известно лишь, что графиня Витте была заядлой театралкой, а ее муж, в тех случаях, когда у него было свободное время, сопровождал ее. Среди любимых четой Витте театральных сцен был и Петербургский Малый театр. Об этом свидетельствует переписка графини с А.С. Сувориным [632]. В цитировавшихся выше воспоминаниях цензора, барона Дризена, есть сведения, что премьер-министр Столыпин посылал графу официальный запрос, чтобы узнать, как тот реагирует на подобную пьесу. Витте будто бы отмахнулся и заметил: «Пускай пишут что угодно! Не впервые мне читать про себя глупости!» [633]На основании имеющихся источников невозможно проверить подлинность этого свидетельства. Так или иначе, вопрос о реакции отставного министра на постановку занимал многих. Вскоре после смерти Витте «Петроградская газета» сообщала своим читателям: «Менее всего покойный любил драму, находя, что на сцене никогда не говорят так, как в жизни. Он не поинтересовался даже посмотреть пьесу, в которой все усматривали сходство с ним самим и о которой говорил тогда весь город» [634].