Юрий Воробьевский: Русский голем

Никто, кажется, не понял: такие сущности входят не в дверь, а в душу.

Обликом подобных персонажей восхищенный Ренессанс и наделил человека на картинах великих итальянцев. Возрожденец действительно чувствовал себя титаном. Но только временами. Когда в припадках эйфории вырастала гордость — с гору. Часто же было иначе. «Индивидуалистический принцип надежды лишь на собственные силы оставлял христианина безоружным и беззащитным на открытой равнине темной ночью, под порывами злого леденящего ветра. Неудивительно, что литературными героями этой эпохи стали Фауст, стоящий в полночь на перекрестке дорог наедине с Мефистофелем, и Макбет, встречающий на вересковой пустоши трех ведьм. Одиночество порождало ужас, ужас порождал преувеличенное представление о дьявольской мощи». [66].

Возрожденческий дух титанизма обуял и западное монашество.

Ту, шекспировскую, эпоху можно назвать не только Ренессансом. У нее была еще одна ипостась — Дездемона (от греческого «ужас перед духами»). Ведьм жгли на огне, но костры не согревали. Их дым стелился над землей, покрывал Западную Европу. А Вышний Покров — отнимался с отпадением от Бога [2] Кошмары «обратной стороны титанизма» кратко, но впечатляюще описал А.Ф. Лосев . . Да и могло ли быть иначе, если сам идеолог инквизиции Фома Аквинский был учеником крупнейшего комментатора каббалы того времени Альберта Магнуса?! Этот Магнус (то есть маг) «воскрешал мертвых» при дворе императора-отступника Фридриха II, творил невиданную доселе смесь христианской теологии и языческой, античной философии, оставил целую плеяду учеников-колдунов наподобие некроманта Тритемия.

В свою очередь, учеником Тритемия был автор «Оккультной философии» Агриппа Неттесгеймский. Он называл себя магом не в смысле черного колдовства, а пытаясь уподобиться пришедшим ко Христу волхвам. Но волхвы «отошли». Откуда же черпал «мудрость» Агриппа? Говорят, его постоянным спутником был черный пудель, которого тот называл Месье, то есть — господин…

Портрет Агриппы Неттесгеймского.

Демонов боялись, но их же и призывали. Фладд, например, в своем «Трактате» пишет, что магия бывает благая, а бывает злокозненная. И отвергая или осуждая магию первого рода, «мы тем самым лишаем себя всей натуральной философии». Искусство заклятия Святого Духа (!) и ангелов он считает весьма полезным.

Так эти мудрецы утешались живой и поныне детской сказкой: не все, мол, откликающиеся на зов — «злые». Есть и «добрые». Есть «привидения» великих людей. Есть загробная родня, приходящая на помощь… Так явилась тень отца Гамлета.

Магическая печать Агриппы.

В полночь.

В пустынном, обрывистом, опасном месте.

Но вот Горацио упомянул небеса, чтобы заставить пришельца говорить, — и тот удалился прочь. При втором появлении тень исчезает при крике петуха, вестника рассвета. Слова привидения дышат злобой, оно требует мести. Кто же это? Дух отца или диавольский обманщик? Гамлет колеблется. И, наконец, решает: «это честный дух». Выбор сделан. И самого принца, и всех, кто оказывается на его пути, ждет смерть [3] Будучи актером, Шекспир исполнил в своих трагедиях единственную роль — этой самой тени. Интересно: свидетельства современников показывают нам его как человека малограмотного, полностью погруженного в житейские, низменные проблемы. Многие исследователи приписывают «произведения Шекспира» одному из образованнейших и блестящих людей своего времени — сэру Фрэнсису Бэкону. Логика такова: будучи розенкрейцером, он зашифровал в своей драматургии и поэзии таинства Ордена, а произведения приписал тому, кто стал лишь «тенью» его авторства. .

Обложка книги Агриппы Неттесгеймского.

Самые высокообразованные люди эпохи не узнавали бесов и в обличьи «духов природы». Считалось, что ими можно управлять. Знаете, как действовали алхимики? «Они изучали духов, которые наполняли все поднебесное пространство, и пытались войти с ними в связь, повлиять на них, подчинить своей власти…