Савелий Ямщиков - Спасенная красота (рассказы о реставрации памятников искусства)

Второй, более обширный раздел выставки занимали работы провинциальных живописцев XVIII — первой половины XIX века, работавших в Ярославле и его окрестностях.

В процессе подготовки выставки была проведена огромная работа по собиранию, раскрытию и выявлению портретов, по их атрибуции, выяснению биографий художников и изображенных лиц. Изучение, как всегда, шло по разным направлениям. Это и исследование архивов, и экспертиза отдельных произведений, и, наконец, реставрация многих полотен, как бы вновь оживших и открытых для исследователей. Так случилось, например, с портретами Д. Коренева и И. Тарханова, которые из-за плохой сохранности не привлекали к себе внимания, хотя издавна числились в музейных каталогах. Только после кропотливого и настойчивого труда реставраторов стало возможным увидеть подлинную живопись этих полотен, так долго скрытую под слоем потемневшего лака и пыли, деформированную морщинами кракелюров.

П. Колендас. Портрет Н. П. Темерина. 1844.

П. Колендас. Портрет П. П. Темерина. 1844.

Исследования, начатые совсем недавно, привели к подробному изучению не только отдельных портретов, мастеров и особенностей их творчества, но и общих закономерностей развития провинциального искусства.

Известно, что в основе провинциального портрета лежит художественный примитив. Следовательно, такой портрет является одной из форм народного искусства. В то же время он имеет много общего с дворянским портретом, особенно в XVIII веке, и в этом смысле ближе стоит к профессиональному искусству, чем к традиционно крестьянскому.

В XVIII веке провинциальный портрет еще довольно трудно отделить от произведений столичных художников. В дворянских усадьбах работали бок о бок и местные, порой крепостные, живописцы, и заезжие мастера. Близость профессионального искусства не могла не сказаться, тем более что в провинции еще не сложилась своя эстетическая система. В ряде портретов на выставке легко было заметить влияния передовых художественных направлений или отдельных мастеров, правда, воспринятое своеобразно и часто наивно перерабатывалось местными авторами.

Так, в детских портретах княжны Куракиной и девочки из семьи Хомутовых (Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник) чувствуются отзвуки произведений Д. Левицкого. Простоватый, но милый портрет Д. С. Карнович неизвестного художника (там же) заставляет вспомнить о сентиментализме В. Боровиковского.

Дистанция между зрителем и изображенным героем, характерная для столичных произведений XVIII века, почти совершенно исчезает в портретах провинциальных художников. Отсюда та откровенность и непритязательность, которые привлекают в этих работах. Не случайно особенно близкими становятся портреты, где художники идут самостоятельным путем, исходя из собственных представлений. Такие произведения очень индивидуальны и не только благодаря иконографическому портретному сходству. Индивидуальность, характерность подчеркивается во всем облике портретируемых, их костюмах, в мелких, но точных деталях. Таковы портрет «Дамы в красном» (Переславль-Залесский историко-художественный музей) и портрет П. А. Тормасова (Ярославский историко-архитектурный музей-заповедник).

Интересным ярославским художником второй половины XVIII века является Дмитрий Коренев. До последнего времени было известно лишь несколько его портретов. Но благодаря работе реставраторов открыт целый ряд его произведений, ныне находящихся в Ярославском историко-архитектурном музее-заповеднике, что расширило рамки представлений о творчестве этого удивительного провинциального портретиста.

Как в небольших, так и в двух парадных портретах Коренева заметно влияние столичного искусства, точнее, стремление подражать известным образцам. Но внешнее следование форме гармонично сочетается с традициями местного портрета. Отсюда и теплота в отношении к модели, и наблюдательность в передаче характерных особенностей портретируемого.

В манере исполнения портретов Коренева еще много черт, идущих от парсуны. Это объясняется тем, что примитивный портрет более глубоко воспринял влияние парсуны, органично развив ее особенности в своем изобразительном языке, и долго сохранял ее традиции.