Жан-Пьер Баблон - Генрих IV

И все же, когда читаешь заявления мадемуазель Эскамон и Дюжардена, то их описание Равальяка не согласуется с тем, что мы знаем об этом человеке. Можно ли представить себе бедного малого из Ангулема, щеголяющего в ярко-красном бархатном камзоле в испанских кругах Неаполя и утверждающего, что убьет короля, в то время как подлинный Равальяк поначалу пытается мирным путем убедить короля изменить свое поведение? И почему мадемуазель Эскамон, приглашенная королевой Маргаритой, чтоб описать Равальяка, сравнила его с маленьким и черноволосым пажем королевы, тогда как он был рыжеволосым великаном? И почему этот человек, которого якобы поддерживал герцог д'Эпернон, так долго пребывал в колебаниях, одиночестве и в такой нищете, что когда его арестовали, в кармане у него обнаружилось лишь несколько су?

Однако заговор против жизни короля герцога д'Эпернона и маркизы де Верней, каким его описывает мадемуазель Эскамон, как и заговор в Неаполе, имеют все признаки правдоподобности, если их датировать концом 1608 г. Это был момент, когда маркиза пыталась в последний раз обрести высокое положение. Потерпев неудачу с королем, она стремится выйти замуж за герцога Гиза, которого тоже вынуждает подписать обязательство вступить с ней в брак. Она, вероятно, надеялась, также на поддержку испанских агентов, когда намеревалась предъявить права своего сына Гастона де Вернея на французский трон, если король исчезнет со сцены и будет признано внебрачное рождение дофина.

Именно в этот период вполне вероятно, что Равальяк, которого д'Эпернон мог знать, будучи наместником Ангулема, посещал резиденции семьи д'Антрагов и содержался там из милости в надежде использовать его экзальтированность в определенных целях. Он мог найти приют и в замке Малерб или во дворце любовницы д'Эпернона, мадемуазель де Тилле. В депеше венецианского посла Фоскарини утверждается, что мадемуазель де Тилле признала, что принимала его много раз у себя дома и обеспечила ему средства для существования, что подкрепляет заявление мадмуазель Эскамон.

И тем не менее! Духовная эволюция цареубийцы проходила самостоятельно. Подверженный влиянию толков, особенно в общественных местах, он предстает человеком нерешительным, терзаемым угрызениями совести, а совсем не управляемым на расстоянии агентом.

Между 1608 и 1610 гг. положение маркизы де Верней сильно изменилось. Генриетта смирилась со своей отставкой, она живет больше в Вернее, чем в Париже, и при содействии Кончини сближается с королевой. Что она могла выиграть со смертью короля? Ничего, и будущее это покажет — ничего для себя, ничего для своих детей. Брак ее дочери Габриель-Анжелики с сыном герцога д'Эпернона в 1522 г., через 12 лет после смерти короля, свидетельствует о ее связях с герцогом, это очевидно. Но это еще не доказательство их преступного сговора. Соучастие Марии Медичи, в которое верили многие историки, еще менее правдоподобно. Да, ею манипулировали Кончини, это видно по планам испанских браков, а также по тому, что она потребовала коронации. Однако существует слишком большая дистанция между политическими амбициями, подогреваемыми ее окружением, и убийством, которое предполагает не только ненависть, но также энергичный характер и скрытность, что никак не вяжется с тем, что мы знаем о флорентийской банкирше. События, последовавшие за смертью короля, тоже не дают оснований предполагать, что у нее был некий замысел, связанный со сменой курса: королева продолжит войну и на некоторое время сохранит Сюлли. События регентства будут плодом естественного развития, а не следствием гибели короля.

По поводу д'Эпернона и Кончини сомнения существуют. Их тайная связь с Испанией, можно сказать, достоверный факт. События 1609 г. сделали их положение более опасным, по крайней мере более шатким, Генрих злился на семейство Кончини за их темные дела с Мадридом, а д'Эпернон и в это время стал более чем когда-либо самостоятельной величиной, впрочем, он никогда не умел вписываться ни в одну из систем. Король, знавший его с юности, сохранял за ним высокие посты, но никогда ему, в сущности, не доверял. Если говорить о драме 14 мая, то для сговора Равальяк — д'Эпернон отсутствуют доказательства. То, что ангулемский фанатик был бывшим протеже герцога, возможно, а вот то, что он был еще и убийцей, подосланным герцогом, почти невероятно.

Слава короля не сгинула вместе с ним. Правда, панегирики начались еще при его жизни. Первая «Генриада» датируется 1594 г. Это произведение Себастьяна Гарнье «Я хочу воспеть в своих стихах Великого Генриха, этого благословенного короля-воина». Но в 1610 и 1611 гг. был воздвигнут агиографический памятник, которого не удостоился ни одни монарх, разве что Наполеон. Забыв обо всех прежних недомолвках, ораторы сотрясали своды церквей Франции и Наварры своим красноречием. Из-под типографских прессов выходили бесчисленные эпитафии. Их заглавия показательны: «Плач по королю», «Траурная речь», «Рыдания безутешной Франции», «Окровавленная сорочка», «Книга скорбных песнопений».