Олег Дернович - Конструируя «Другую Русь» - Образы «Руси» в историописании Великого княжества Литовского XVI-VII веков

Все эти обстоятельства позволяют понять феномен Стрыйковского как фактически придворного историографа князей Слуцких в 1570-х годах. После написания «О началах.» в 1578 году Стрыйковский заканчивает первый вариант своего главного труда - «Kronika Polska, Litewska, Zmudzka i wszystkiej Rusi» («Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси»), которая была опубликована в Кёнигсберге в 1582 году [35]. Существует также ещё одно произведение, авторство которого и по сегодняшний день вызывает дискуссии.

Речь идёт о большом труде «Sarmatiae Europeae descriptio» («Описание европейской Сарматии»), изданном в 1578 году в Кракове [23] под именем уроженца Вероны Александра Гваньини (1534 /1538-1614). Матей Стрыйковский, который на протяжении 1572-1574 годов служил под командой ротмистра Гваньини в Витебском гарнизоне, считал, что бывший командир позаимствовал текст его произведений. Авторство Стрыйковского было подтверждено королевским судом Стефана Батория, но книга продолжала издаваться и дальше как труд Гваньини. Концепты «Описание европейской Сарматии» будут рассмотрены ниже, но тут важно отметить, что после появления краковского польскоязычного издания 1611 года [24] эта книга стала действительно хорошо известной в образованной среде ВКЛ и русинского общества Польши, находилась в библиотечных собраниях магнатов и шляхты, появились переводы этого труда на «руску мову».

9 ноября 1578 года скончался покровитель Стрыйковского князь Юрий Олелькович. Дети князя были малолетники, и, похоже, историограф не мог уже найти прежнюю поддержку в Слуцке. Стрыйковский переходит под опеку жемайтийского епископа Мельхиора Гедройца (1536-1609).

Это был уже другой политический круг общения Стрыйковского. Если князья Олельковичи-Слуцкие были традиционно привержены православию, а многие Ходкевичи приняли кальвинистское исповедание веры, то епископ Мельхиор стремился к укреплению позиции пост-тридентской римско- католической церкви в некогда последнем языческом регионе ВКЛ («второй креститель Жемайтии»). Одновременно Мельхиор Гедройц выстраивал линию сохранения суверенитета ВКЛ в рамках объёдинённого с Польшей государства, а также способствовал изданию книг на литовском языке [26, p. 8—11; 25, s. 430—431].

И вот по протекции такого сановника католической церкви Стрыйковскому в 1579 году предлагается синекура в виде должности жемайтийского каноника. Сам факт этого назначения был красноречивым - «короняж» (подданный Короны Польской) без университетского образования и духовного сана получает должность, которую в подобных условиях невозможно было бы занять без протекции. Сам же Гедройц в своё время выступил против номинации поляка Бернарда Мацеёвского Виленским епископом в 1591 году [32]. Возможно, епископ Мельхиор привлёк Стрыйковского к сотрудничеству в целях реализации политики Контрреформации [18, c. 22].

Ходкевичи, Олельковичи-Слуцкие, Мельхиор Гедроц на протяжении 15 лет были главными меценатами Стрыйковского, они не только обеспечивали материальное содержание историографа, но и оказывали поддержку в ознакомлении с местными летописными текстами и формулировали идеологические программы в историописании. Таким образом, поляк по происхождению, Матей Стрыйковский провёл большую часть своей творческой жизни в ВКЛ, его произведения включали обработку местных летописей и других письменных источников, сам Стрыйковский работал по заказу литовско- ручкой магнатерии и формулировал концепции, которые должны были историографически легализовать и обосновать статус элит ВКЛ и всего государства. Появление на протяжении XVII века различных редакций белорусского и украинского переводов «Хроники» Стрыйковского [15, с. 372­384] свидетельствует об устойчивой традиции трансляции его концепций в русинском сообществе ВКЛ и Польской Короны. Биографические и концептуальные положения позволяют отнести произведения Матея Стрыйковского к традициям историописания ВКЛ.

Стрыйковский углубленно занимался этно-генетическими легендами народов региона, историко-географические границы которого он очертил в самом названии своего труда: «Хроника польская, литовская, жомойская и всей Руси». Прежде всего автор констатировал наличие общих предков у народов «своего» региона - готов, гетов и гепидов он называет предками «литовскими и славянскими» [35, s. 36—37]. Вместе с тем у самого историографа было ясное представление об ареале «славянщины». В этой связи примечательны его наблюдения из дипломатической поездки 1574 года в Османскую империю, где Стрыйковский соотносит историографические легенды и современное этническое состояние: “Alem ja sam byl w tych wszystkich krainach, i w Traciej niedawno roku 1574 i okolo Constantinopola, wsz^dziem swiadom dobrze, a tamem zadnych Gotow, niemieckiego j?zyka uzywaj^cych, niewidzial, anim o nich slachal. Slawakow tam naszych przodkow wsz^dzie pelno w Tracijskich i w Bulgarskich ziemiach szeroko mi^dzy Balchanami gorami mieszkaj^cych, takze w Taurice albo Prekopie s^ ostanki Gotow albo Getow Litewskich i Roxolanskich, Ruskich przodkow, ktorzy slawienskim j^zykiem (nie niemieckim) mowi^” [35, s. 40] («Но я сам был в тех всех странах, и в Тракии недавно в году 1574, и около Константинополя, везде хорошо известно, что там никаких Готов, использующих немецкий язык, я не видел, о них ничего не слышал. Славян там, наших предков, везде полно в Тракийских и в Болгарских землях, широко между Балканскими горами живущим, также в Тавриде или Перекопе есть остатки Готов или Гетов Литовских и Роксоланских, Русских предков, которые словянским языком (не немецким) говорят»).