Альфред Козинг - «Сталинизм». Исследование происхождения, сущности и результатов

В контексте формулировки Поля Лафарга из его работы о влиянии французской революции на язык о том, что там произошёл настоящий «взрыв» словарного запаса (что имело очевидно фигуральный смысл), Сталин вернулся к марксистской диалектике и притом к весьма странному взгляду. Он утверждал:

«Марксизм считает, что переход языка от старого качества к новому происходит не путём взрыва» [279] Там же, стр. 120. .

Но марксизм ничего об этом не считает, так как он оставляет языкознанию исследование того, как происходит развитие языка. Марксистская философия должна отмечать соответствующие результаты языкознания и в лучшем случае может использовать их для уточнения философских тезисов или для их исправления, но она не может предписывать ни языкознанию, ни другой науке, происходит или нет развитие её объектов путём «взрывов». Это в принципе те же самые действия, за которые Сталин критиковал Марра, но которые одобрял у Лысенко. В таком неопределённом поведении проявляется то, что отношение марксистской философии к конкретным наукам для него вовсе не было ясным.

Однако другой тезис, сформулированный Сталиным в этой работе, не только совершенно верен, но и чрезвычайно важен:

«Общепризнано, что никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики» [280] Там же, стр. 122. .

Он правильно осуждает ту ситуацию, когда даже самая робкая критика положения в языкознании подавлялась, преследовалась и запрещалась. Ценные специалисты и исследователи смещались и назначались на более низкие посты, и таким образом ставились препятствия развитию науки. Хоть этот взгляд и верен, однако сомнительно, шла ли здесь речь об искреннем мнении Сталина или о случае лицемерия, которые часто встречались у него. Часто он точно знает, что является правильным и объявляет это тоном полной убеждённости, но сам не только не действует в соответствии с этим, но и зачастую делает в точности наоборот. Здесь можно было бы заполнить целые страницы соответствующими случаями. В особенности судьба выдающихся советских генетиков демонстрирует его «двурушничество», как Сталин сам называл такое поведение.

Итак, совершенно оправдан вывод, что в отношении этой случайной работы Сталина речь не идёт ни о части его «теоретического завещания», ни о «новом этапе в развитии марксизма-ленинизма», как утверждали в то время льстивые комментарии и трактовки. Всё остальное — легенда культа личности, которая особенно долго оставалась жить в философии из-за того, что эта работа породила длительные дискуссии о базисе и надстройке и о соотношении языка и мышления.

Работа «Экономические проблемы социализма в СССР», напротив, рассматривает ряд важных теоретических проблем политической экономии и столь же важных практических проблем советской экономики. В этом отношении она имеет совершенно другой характер, и здесь вопрос, идёт ли речь о «завещании», правомерен. К этой последней работе Сталина побудила подготовка учебника политической экономии. Был представлен черновик авторского коллектива, он подвергся широкому обсуждению специалистов, причём возникли многочисленные разногласия, и многие проблемы остались спорными и непрояснёнными. Сталин в своей работе занял определённую позицию по этим вопросам, и кроме того, он ответил некоторым людям, задавшим вопросы, повторно и отдельно.

Первым фундаментальным теоретическим вопросом был вопрос о характере экономических законов, так как здесь ещё продолжали существовать многие заблуждения. В начале 1920-х годов Бухарин, например, защищал взгляд, что политическая экономия относится только к капиталистической системе, вследствие чего сформулированные Марксом в «Капитале» экономические законы и связанные с ними экономические категории не могут прилагаться к социалистической экономике. В практической экономической политике чаще всего господствовала идея, что планы, установленные Коммунистической партией, имеют характер законов и определяют экономическое развитие. Такому мнению способствовало и то, что экономические планы официально принимались как законы. В особенности в период ускоренной индустриализации в руководящей деятельности царил субъективизм и волюнтаризм, зачастую игнорировавший объективные условия и экономические законы. Иногда гигантские промышленные объекты начинали строиться до того, как был полностью представлен проект и составлен финансовый баланс.