Марк Курлански - Гавана. Столица парадоксов

Магазины и бутики, полностью исчезнувшие из Гаваны после революции, открылись снова, часто в традиционных торговых районах вроде Калле-Обиспо. Здесь выложенные мозаикой названия некоторых модных магазинов минувшей эпохи до сих пор видны на разбитых тротуарах перед своими старыми дверьми.

Возвращается керамика. Это традиционное кубинское ремесло, происходящее от андалузского искусства изготовления изразцов. К XX веку многие предметы изготавливались из глины, но после революции это производство прекратилось, поскольку печи для обжига требовали колоссального количества энергии. И как бы непоследовательно это ни выглядело — а в революционном обществе было много нелогичного, — на летних программах на острове Хувентуд детей верных революционеров учили лепке из глины. С тех пор эти революционные ребята выросли и занялись керамикой — плитка, тарелки, миски с кубинскими сюжетами и даже статуэтки на темы политической сатиры. Одна из статуэток изображает Обаму и Рауля Кастро, стоящих на спинах кубинского народа.

Большинство новых гостиниц — это отремонтированные старые. Также некоторые большие особняки были переделаны в бутик-отели. В середине 1990-х годов многие выражали недовольство, когда правительство финансировало строительство огромного отеля стоимостью 70 миллионов долларов на Малеконе рядом с высотным отелем-казино «Хабана Ривьера», которое обожал Меер Лански. За двадцать лет государство прошло путь от превращения роскошного отеля в общежитие для сторонников партии до сооружения нового в том же районе, теперь уже для туристов.

Неужели Гаване суждено то, чего так долго удавалось избегать, — разделить судьбу других приморских городов и отгородиться от океана рядами многоэтажных отелей? И почему деньги, крайне нужные для реставрации, были переброшены на подобный проект? Объективная причина состоит в том, что экономика рассчитывала на большее число туристов, а гостиничных номеров на них не хватало. Однако на революционной Кубе все было по-другому, и такой замешанный на деньгах прагматизм был и остается непопулярным. В общем, активно это направление развивать не стали, но что будет дальше — неизвестно.

Что случилось со старожилами под натиском туризма? «Ла-Бодегита-дель-Медио» переполнена каждый вечер, и музыканты играют старые песни, в основном болеро о любви и сердечной муке. Иногда в группе участвует тресеро , играющий на чисто кубинском инструменте под названием «трес», шестиструнной гитаре с тремя парами струн, обычно настроенными в октаву. Трес создали для самого гаванского музыкального жанра — афро-кубинского сона.

В этой толпе полно молодых европейцев, которые перебрали мохито, но не добились успеха у прекрасных гаванских девушек. Иностранцев часто сбивает с толку то, что гаванки не отворачиваются, когда кто-то ест их глазами. Как писал Эдмундо Деснос: «В кубинских женщинах по-настоящему поражает то, что они всегда смотрят тебе в глаза: они никогда не избегают чужого взгляда и не стремятся отвести свой». Но чаще всего все заканчивается отказом, поданным со слегка ироничной вежливостью, что тоже очень по-гавански.

Веками заморские гости отмечали безупречную вежливость и теплоту, с которыми гаванцы приветствуют иностранцев. Они не выражают враждебности даже по отношению к американцам, чье государство десятилетиями пыталось морить их голодом.

Рядом, в «Эль-Флоридите», выступает кубинская группа из четырех музыкантов с маракасами, тоже исполняющая сон. Они играют у края барной стойки, превращенной в храм Хемингуэя, украшенный фотографиями (среди них его знаменитая рыбалка с Фиделем) и бюстом писателя. Это напоминает святилище какого-то африканского духа, которое иногда можно встретить в гаванском доме. Если вам хочется построить место поклонения Хемингуэю, есть смысл делать это в баре.

В баре, где любил бывать писатель, стоит буквально исполинская — хотя, возможно, Папа и был исполином — бронзовая статуя Хемингуэя; он вечно будет выпивать в «Эль-Флоридите». Там собираются молодые люди (красивые, разумеется), они танцуют (великолепно, разумеется) под музыку и курят. Пусть Фидель и бросил курить в 1985 году, но вряд ли это сделал кто-то, кроме него. Папа чуть крупнее, чем все остальные, он улыбается глуповатой улыбкой, словно говорящей «черт, как же мне здесь нравится!», которую не увидишь ни на одной из его многочисленных фотографий, даже на постановочных. Девушки танцуют вокруг него, качают бедрами и совершенно его не замечают, а он стоит и смотрит на них, глупо улыбаясь. Эта сцена не кажется совсем уж неправдоподобной.