Игорь Латышев - «Дух Ямато» в прошлом и настоящем

Надо полагать, что под «угрозой с Севера» Сирояма имел в виду совершенный в том же ноябре 1936 г., когда был подписан пресловутый пакт, налет японской военщины на советскую территорию в районе оз. Ханка, о котором, кстати, так же как событиях на Хасане и Халхин-Голе, в книге почему-то даже не упоминается.

Далее автор объясняет, что и подписание «тройственного пакта» между гитлеровской Германией, фашистской Италией и милитаристской Японией, явившееся заключительным этапом в подготовке второй мировой войны, также преследовало чисто миролюбивые цели. Бывший в то время министром иностранных дел Мацуока впоследствии выражал «горькое сожаление», что пакт привел к результатам, «совершенно противоположным» тем, с которыми он был задуман. По словам Мацуока, Япония, заключая пакт, стремилась как раз «избежать» войны с США. Рассказывая об этом незадолго до своей смерти друзьям, Мацуока даже плакал [16, с. 213]. После таких доказательств у читателей, по-видимому, не должно остаться ни малейших сомнений в чистоте побуждений, которыми руководствовались члены тогдашнего кабинета в своей политике.

Принимая во внимание подобное освещение широко известных исторических событий, не приходится удивляться тому, что автор всемерно стремится дискредитировать решения Международного военного трибунала в Токио. Он утверждает, что «критерии, по которым определялось, кто является военным преступником, были выше понимания японцев» [16, с. 226]. Эти анонимные «японцы», от лица которых выступает автор, были якобы поражены выдвинутым на трибунале обвинением в «сговоре с целью агрессии». В Японии об этом и речи быть не могло. Зато описанию страданий бедных обвиняемых в книге удалено огромное внимание. Полностью забывая, что тюрьма Сугамо была построена для политических заключенных теми самыми правителями Японии, к числу которых принадлежал» обвиняемые, Сирояма красочно описывает мрачные тюремные коридоры и тесные камеры с холодными бетонными стенами, которые были помещены «бывшие министры и генералы», вынужденные к тому же ежедневно выстраиваться на поверку перед «мальчишками-тюремщиками».

На самом процессе все вызывает гнев и раздражение автора: обвинения несправедливы, защита организована из рук вон плохо, судьи некомпетентны. Но дело даже не в этом. Сирояма без всяких обиняков в корне отрицает правомочия Токийского трибунала. «Судебный процесс, — пишет он, — предполагает апелляцию к закону, но закона, который объявил бы преступлением войну, как таковую, не существует. Суд, который велся не на основе закона, был не судом, а политической акцией» [16, с. 232]. Иными словами, люди, виновные в развязывании войны и преступлениях против человечества, — невинные страдальцы, а факт военной агрессии — не преступления.

Стремление пересмотреть итоги войны, представить ее как фатальную катастрофу, в которой все в равной мере жертвы, без труда можно обнаружить и в нашумевшей в свое время книге «Самый длинный день Японии» («Нихон-но итибан наган хи», 1965). Это произведение посвящено детальному описанию событий, происходивших в правящей верхушке Японии на протяжении последних суток перед официальным объявлением о капитуляции. Авторы (14 членов Общества изучения Тихоокеанской войны во главе с Хандо Кадзутоси) в самых патетических тонах рисуют героические усилия руководителей Японии, стремившихся якобы обеспечить мир своему народу. При этом невольно создается впечатление, что сами они были полностью непричастны к возникновению этой войны, разразившейся в силу каких-то таинственных причин. Япония, пишут авторы, не располагавшая необходимыми природными ресурсами, производственными мощностями и людскими резервами, в сущности, не имела возможности выиграть войну, «которую она чувствовала себя обязанной начать» [14, с. 79]. Как и у кого именно в Японии возникло это необъяснимое ощущение «обязанности», авторы не находят нужным уточнять, зато подчеркивают, что «только коллективная воля народа позволила вести войну так долго» [14, с. 79]. Таким образом, авторы дают понять, что войны хотел сам народ Японии.

Стремясь возродить в сознании людей старый миф о непобедимости «страны богов» и «славной императорской армии», авторы неоднократно со вздохом сожаления вспоминают о «70-летней успешной военной истории японской армии» [14, с. 113]. В книге настойчиво повторяется, что поражение в Тихоокеанской войне было первым за всю многовековую историю Японии. Тем самым читателя почти прямо призывают гордиться победами японской армии в тех грабительских войнах, которые она вела с конца XIX в. против своих ближайших соседей, ибо в истории Японии не было войн, которые ее народу пришлось бы вести, отстаивая национальную независимость.