Федор Селезнев: Революция 1917 года и борьба элит вокруг вопроса о сепаратном мире с Германией (1914–1918 гг.)

Впрочем, по вопросу о том, как конституционные демократы понимали национальные интересы России в контексте международной политики, между историками нет единства. Н.Г. Думова, опираясь на высказывания Струве, считала, что позицию кадетов определяло стремление к росту внешнего могущества государства [104]. Для В.В. Шелохаева именно Струве в «наиболее концентрированном виде» изложил основное содержание внешнеполитической доктрины русского либерализма [105]. Однако автор фундаментальной биографии Струве, Ричард Пайпс, показал, что его герой по ряду принципиальных вопросов, включая отношение к государству и его задачам, в кадетской партии зачастую оставался в одиночестве. И хотя «Русская мысль», которую редактировал Струве, «воспринималась в качестве кадетской трибуны, фактические отношения редакции с руководством конституционных демократов всегда были довольно прохладными, а временами и откровенно враждебными» [106].

Это относится и к проблемам внешней политики. С точки зрения Ш. Галая в этой сфере мнение Струве не отражало линию кадетской партии: в рядах КДП тот один «выступал в защиту активной политики на Балканах и приветствовал возможность войны в Европе». Даже товарищи Струве по правому крылу партии и те весной 1914 г. с ним разошлись, – писал Галай [107]. Для конституционных демократов как партии было характерно неприятие политической и экономической экспансии, – утверждает С.И. Шабанов [108]. Между тем, по Пайпсу, Струве наоборот полагал, что бассейн Черного моря и Балканы представляют для России «естественные и законные векторы империалистической экспансии» [109].

Под эту теорию редактор «Русской мысли» подводил экономический базис и призывал интеллигенцию шагнуть навстречу буржуазии. Однако эти взгляды оказались чужды большинству кадетов [110]. Именно понимание «несовпадения нужд России с узкими частными интересами промышленников и торговцев» обусловило, как считал Галай, склонность кадетов к миру и их оппозицию «любой политике, влекущей за собой общеевропейскую войну» [111]. При этом В.С. Дякин особо отмечал пацифизм кадетской интеллигенции и её связи с международным «Обществом мира» [112].

Таким образом, одни историки рисуют кадетов «империалистами», другие «пацифистами». Как совместить эти противоположные характеристики? На мой взгляд, здесь возможны два варианта. Либо кадеты были всегда едины в оценках желательной внешней политики страны, но с течением времени позиция партии превратилась из «пацифистской» в «империалистическую». Так, например, считает И.Е. Воронкова. По её мнению «кадеты некоторое время являлись активными пропагандистами пацифистских идей, однако Балканские войны 1912–1913 гг. заставили их отказаться от “великой иллюзии” и вернуться на почву практических размышлений о способах и путях обеспечения национально-государственных интересов и безопасности» [113]. Другой вариант: подобно тому, как по отношению к вопросам внутренней политики КДП разделялась на «правых» (П.Б. Струве, В.А. Маклаков, М.В. Челноков), «левых» (Н.В. Некрасов, М.Л. Мандельштам) и центр (во главе с П.Н. Милюковым) [114], внутри партии Народной Свободы существовали «пацифистское» и «империалистическое» течения. Так В.А. Кустов, хотя и считал, что в отстаивании великодержавных интересов России представители сложившихся течений кадетской партии были едины, все же выделял в ней умеренное крыло в лице Милюкова и сторонников «более активной внешней политики», ориентировавшихся на П.Б. Струве и С.А. Котляревского [115].

Для ответа на вопрос, какой из названных подходов позволяет адекватно реконструировать прошлое, рассмотрим отношение конституционных демократов к балканской политике русского правительства, поскольку именно на Балканах был завязан основной узел международных, в том числе англо-германских противоречий, приведших к Первой мировой войне.

Камнем преткновения в отношениях между Великобританией и Германией был вопрос о строительстве Багдадской железной дороги по территории Османской империи.

Традиционно в этой стране было сильно влияние Англии. Но с 1880-х гг. там начинают очень активно действовать немцы. В 1888 г. финансовая группа «Немецкого банка» получила концессию на Анатолийскую железную дорогу. Тогда же «Немецкий банк» совместно с «Венским банковым союзом» скупил контрольный пакет акций «Общества восточных железных дорог», владевшего железными дорогами Балканского полуострова. Таким образом, линия Вена – Белград – Ниш – София – Константинополь оказалась под немецким контролем [116].