Глеб Бобров - Порванные души. Снайпер в Афгане

Вот такой подробный рассказ получили мы о цели его ночной прогулки.

В начале ноября 1984 года на одной из вечерних тренировок Славик, немного размявшись, неожиданно сказал:

– Что-то не тянет сегодня… Посидим?

Сели.

Вечер был довольно теплым, мы с Зубом расслабились, закурили и так, лениво болтая, просидели часа полтора. Вообще ситуация была исключительная – так долго мы со Славиком никогда не разговаривали. Говорили о разном. Например, о маскировке. И я вдруг обратил внимание, что советы Славика касались маскировки лишь в условиях городов, причем наших городов, советских.

– Если вы будете всегда казаться незаметными, – объяснял он, – то сразу попадетесь. Тем более если круглосуточно будете в готовности к действию.

Я уточнил:

– Как это?

– Ну как… Темная свободная универсальная одежда и обувь, набитые руки или неизменные перчатки, очки, стрижка, морда с печатью суровости, специфические движения…

Мы засмеялись.

– Ну а как надо?

– Ну, во-первых, иметь вид добропорядочного, но не слишком преуспевающего гражданина – костюм, галстук и прочее… Чуть помятая рубашка, допустим. А во-вторых, желательна яркая, невоенная деталь, чтобы чуточку выделяться, но не слишком – патлы или, например, борода. И все, ты учитель, инженеришка, никакого интереса уже не представляешь.

– ?..

– А кому вы с бородой нужны? Тоже мне – хипарь-диверсант. Смешно! А вот сбрить – дело одной минуты. Кстати, чудаковатые считаются самыми безопасными. Не знали? Да? Многие не знают. Люди… они так наивны…

Поговорили и разошлись. Утром он не пришел. Вечером тоже. На другой день пошли искать. Уехал… Очень своеобразное у нас получилось прощание.

А его теорию о неприметности чудаков я проверил на нем же. Через пару месяцев никто в полку о Лепилове уже и не помнил. И когда я в соседних ротах ради спортивного интереса спрашивал о нем, только немногие, напрягшись и наморщив лбы, с трудом вспоминали:

– А! Помню… Спортсменчик какой-то. Славик, говоришь… Может, и Славик.

– Не помнишь, кто он?

– Он? Та никто… летеха какой-то. Наверное, полный придурок. Ну его, пустое место!

Вот так. Люди… они так наивны!

В сентябре 1984 года в разведроте появился новый офицер. Сентябрь, как, впрочем, и март – время перемен: одни люди уходят, на замену им прибывают новые, и поначалу на статного молодого старлея никто в части не обратил внимания. А зря – уже через неделю о нем заговорил весь полк.

У старшего лейтенанта Николая Морозова (фамилия изменена) были свои взгляды на методы ведения боевых действий в условиях высокогорной партизанской войны. Были и свои, далеко не малые амбиции. Но реализовать все это в должности командира взвода не представлялось возможным. Как выяснилось впоследствии, в штабе армии произошла накладка: Морозов ехал получать роту, а достался лишь взвод. Мириться с такой несправедливостью судьбы он не собирался. Амбиции опять-таки не позволяли…

На второй или третий день после прибытия Морозов подошел к своему ротному и изложил идею создания подразделения глубокой разведки. Капитан внимательно выслушал новоиспеченного спецназовца, тяжело вздохнул и послал его к такой-то матери. Но это был не тот человек, который охотно идет туда, куда его посылают. Вечером он переговорил с Мямлей, новым командиром второго мотострелкового батальона, а на следующее утро и с полкачом. К концу недельного срока Морозов был назначен на новую для части должность командира отдельного разведвзвода второго МСБ и сразу, пока не передумали, приступил к его формированию.

Команда у него, честно сказать, сразу получилась не ахти. Да и немудрено: кто лучшими поделится? Отдавали так себе… Кроме того, «старые» офицеры сразу скептически отнеслись к новому веянию и соглашались на перевод своих людей крайне неохотно. Например, мой ротный, разругавшись со всеми, не дал ни одного человека. Морозов сам виноват. Он решил собрать группу только из тех, кто отслужил год. То есть из осеннего призыва 1983-го. Этим он значительно сузил себе возможность выбора.

Как ни странно, но единственным, кто пожалел горячего старлея, оказался его бывший ротный. Он выделил из разведки троих толковых сержантов и двух рядовых, которые и составили костяк будущего подразделения.

Получив громкое и претенциозное название «спецназ», разведчики и жизнь свою начали соответственно. Первым делом построили себе дом – заняли палатку и оружейку химвзвода, потеснив их под крышу к зенитно-ракетному взводу ПВО.