Мои дембеля пожали плечами: на хрен тебе это надо? Что тут можно объяснить – мне двадцать лет понадобилось на осмысление!
Деды посмеялись…
Молодые причислили к лику…
Вечером того дня я лежал в своей палатке и отдыхал душою. Зашел мой «младший брат» Санек Катаев:
– Глебыч, там с тобой Михеев поговорить хочет…
– Меня что, командиром батальона назначили?
Санек не понял. Смотрит.
– Да пусть заходит, Саня, вы че тут официалку разводите!
– Да ладно, Глебыч, не выделывайся, выйди к пацану.
– О-о-о…
Выхожу. Сидит в курилке несчастный Санек Михеев. Подсаживаюсь. Он бросает свою сигарету, вытаскивает пачку «цивильных» – с фильтром. Закуриваем. Молчим…
– С Юрцом все нормально…
Я отвечаю:
– Хорошо…
Юрец – это молодой, выхвативший от Киргиза. Я распорядился, чтобы его кто-то из сержантов сопроводил в санчасть на медосмотр. Мало ли чего, может, он стесняется. Я-то удар видел, и мне плевать на заверения, что, мол, все нормально – не попали.
– Я этому урюку отнес на губу чай и хлеб…
Что, братишка, совесть взыграла? На кой она тебе, родной, в этом мире уродливом? Спрашиваю:
– Не подох?
– Нет… Поначалу периодически задыхался, но потом ничего – оклыгался.
– Жаль…
– Не знаю… Врачи говорят, могут быть последствия. Серьезно…
– Не будет ничего.
– В смысле?
– Ничего, расслабься…
Докурили. Попрощались. Разошлись.
Он пошел по своим замстаршинским делам, а я к Толяну, в «пятую». Хоть и не друзья, но на косячок сообразить с ним всегда можно было.
Хороший пацан был. Санька Михеев. Погиб глупо. Дома, сразу после армии. Перекинулся на тракторе в своей Ростовской области…
* * *
Вот такая вот история… про стойких оловянных солдатиков.
Светлой памяти Сергея Звонарева и Александра Катаева посвящается…
Нас не нужно жалеть,
ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом,
как пред Господом Богом, чисты…
Семен Гудзенко. Мое поколение, 1945 г.
Второму мотострелковому батальону крупно повезло: у него было сразу два патриарха, две живые легенды – майор Масловский и капитан Ильин. Первый – комбат, второй – начальник штаба батальона.
Хороший тандем, хотя близкими друзьями они никогда не были, что, впрочем, и неудивительно: слишком уж разные, непохожие.
Мирослав Бориславович Масловский был хрестоматийным примером «белокурой бестии» и в прямом, и в переносном смысле этого слова. Рост под метр девяносто, атлетическое сложение, блондин, красавец и неутомимый покоритель женских сердец, умен, бесстрашен и находчив. Прибыв в полк на должность начальника штаба батальона, он уже через несколько месяцев стал комбатом. Его блестящей афганской карьере, видимо, нет равных: за два с небольшим года три воинских звания – капитан, майор, подполковник; три должности – начштаба, командир батальона, замкомандира полка по боевой части; три боевые награды – медаль «За отвагу», ордена Красной Звезды и Боевого Красного Знамени. Плюс ко всему любовь и уважение личного состава. И ни одного ранения, ни одного взыскания. Между собой мы его называли Масол.
Капитана Ильина уважали не меньше, а может быть, даже и больше (офицеры уж точно), но вот любить – не любили. Не та порода. Да в солдатской любви он особо и не нуждался. Внешне Ильин был полной противоположностью своего напарника. Чуть выше среднего роста, жилист, сух и педантичен до неприличия, не идущий ни на какой компромисс в делах, которые касались службы.
Афганская война наложила на лица комбата и начальника штаба свои, особые, отпечатки. Комбат имел типичное лицо древнего германца (как я себе их представляю), Ильин же – классического римлянина. В полку его все так и называли – Цезарь.
Лет через пять после увольнения, навестив в Харькове своего сослуживца, я услышал фразу, которая очень точно охарактеризовала эту пару. Уже было немало выпито, много чего обговорено, и неожиданно разговор коснулся старой и избитой темы: а кто все-таки из них «круче»? И тогда мой близкий армейский друг и напарник Валера Доброхвалов выдал:
– Не знаю, не знаю… Но думаю, что если их двоих с разных сторон запустить в кишлак, то все, конечно, смотрели бы на Масла, но живым вышел бы Цезарь!
Валера, безусловно, прав: не повезло бы комбату.
* * *
В высокогорной провинции Бадахшан, где дислоцировалась наша часть, советская власть распространялась только на административный центр – город Файзабад. Вся остальная территория полностью находилась под контролем духов. Правда, неравномерно. Были районы, куда можно было «лазить» довольно спокойно, а были и такие, которые мы называли не иначе как «жопа». Такой «задницей» считался, например, трижды проклятый Карамугуль, откуда мы ни разу не возвращались без трупов, или Бахарак, где тоже погибло немало ребят и где я в первый раз близко встретился с капитаном Ильиным.
Читать дальше