Юрий Шанин: История античного атлетизма

Еще более плачевным оказалось положение победителя 99-х Олимпийских игр, бегуна на длинные дистанции Сотада. Уроженец того же города Кротона, он вздумал за деньги выступить от имени Эфеса. Кротоняне приговорили Сотада к изгнанию (что для грека тех времен было порой равносильно смерти как по моральным, так и по сугубо житейским мотивам). [56]

Лишь через много лет, будучи уже седым стариком, опозоренный и отвергнутый согражданами олимпионик вымолил, наконец, у них прощение и вернулся на родину. Передавали, что умер он у пьедестала, на котором когда-то стояло его скульптурное изображение…

Порой к подобным «стадионным подменам» пытались принудить мальчиков (происхождение которых часто было весьма трудно установить). Но, отдавая должное маленьким эллинам, будущим атлетам, надо заметить: подавляющее большинство юных состязателей оказывало бешеное сопротивление таким нечестным попыткам. Заботясь и о своей чести, и о славе родного города (которому не желали изменять), они стоически переносили самые жестокие наказания (которым их подвергали непорядочные, охочие до денег родители).

О громадном влиянии спортивных состязаний на жизнь эллинов, об их ни с чем не сравнимой популярности свидетельствует и то, что в конце IV века до н. э. историк Тимей ввел летосчисление по олимпиадам. [57]Писатели и хронографы, рассказывая о каком-либо примечательном событии, стали нередко употреблять такие традиционно стилистические выражения: «Захват Дельф фокейцами был совершен… в четвертый год 105-й Олимпиады, когда Прор из Кирены победил в беге». [58]Или у другого автора: «На следующий год, в котором состоялась 93-я Олимпиада, где в дополнительном состязании двуконных колесниц победил Эвагор, элеец, а в бегах – Эвбот, киренец…при эфоре Эвархиппе в Спарте, при архонте Эвктемоне в Афинах, афиняне обнесли стеной Форик». [59]Или еще: «Фокейская война закончилась в первый год 108-й Олимпиады, когда в беге победил Поликл из Кирены». [60]

Как видим, эти своеобразные loci communes древнегреческой прозы тоже связаны с играми и атлетами, хотя во всех упомянутых случаях речь идет вовсе не о спортивных состязаниях. У Геродота, Фукидида, Ксенофонта и других находим многочисленные варианты подобных оборотов, вызванных к жизни именно той громадной ролью, которую играла агонистика в жизни греков. Связано это еще с тем, что каждая Олимпиада получала название по имени победителя в простом беге.

Звание не только олимпионика, но и просто участника игр обязывало ко многому. Идея гражданской доблести выдвигалась на первый план. Требования, предъявляемые к атлету, были очень высоки. Недаром в день открытия очередных Олимпийских игр глашатай объявлял имя и родину участника, спрашивая, не оспаривает ли кто-нибудь его права на звание гражданина и честного человека (это конкретно предусматривалось одним из параграфов Олимпийского устава). Да, быть атлетом, да еще и на играх – большая честь, которой надо дорожить и ни при каких обстоятельствах не ронять. Вспомним, какое негодование и отвращение вызывала у Лукиана картина, изображавшая Геракла в женском платье прислуживающим Омфале. [61]Зрелище поистине недостойное «великого атлета»!

Рассказывают, что когда в старости атлет Тиманф уже не мог натянуть свой лук, он бросился в огонь… [62]

Разумеется, этические и эстетические взгляды древних греков весьма существенно отличались от наших современных. Такие понятия, как доблесть, мужество, честь (по-древнегречески все это можно выразить словом ἀρετή (arete)), в сознании эллинской элиты гомеровского и классического периодов во многом определялись физической силой, выносливостью и, наконец, телесной красотой. Впрочем, определялись не изолированно, не абстрактно, а (весьма желательно!) в социальном комплексе. Или, говоря языком современным, – в сочетании с высокими моральными качествами. Итак, ἀρετή явилась в определенный период истории Древней Греции основой гармонического развития как отдельных эллинов, так и целых семей, городов и даже государств.

Следующая, более высокая социальная ступень олимпийской гармонии была примечательна тем, что в общественной жизни эллинской аристократии (а следовательно, и в институте агонистики) исключительную роль играла καλοκαγαθὶα (kalokagathia). Это понятие служило самой выразительной и всеобъемлющей характеристикой классического идеала эллинов.

Καλὸς καὶ ἀγαθός (или καλὸς κἀγαθός) – совершенный во всех отношениях, идеальный гражданин, являющийся образцом для подражания. Это специфически аристократическое понятие существовало в древнегреческой литературе очень долго, постепенно меняя свое содержание.