На другое утро, 10-го числа, на рассвете выслан был более сильный отряд во избежание какой-либо неожиданной случайности и весьма скоро подтвердилось, что неприятель поспешно бежал, оставив на месте большое количество бомб, гранат и боевых снарядов, так как и фашины, лестницы и орудия для копания земли.
Несколько запорожских казаков, выезжавших из своей станицы почти под самые Вендоры, в тот же день прибыли в Очаков с известием, что неприятель в полдень переправился через речку Березовку, в 14 верстах, или около 4 французских лье, от Очакова.
11-го числа узнали, что он ушел уже за 10 лье. В тот же день гарнизон очистил ров и окрестности города от мертвых тел. После штурма 8-го ноября найдено 3000 неприятельских трупов. Вся осада стоила туркам более 20 тыс. войска, из которых половина умерла от болезни. Много способствовало смертности людей и неудаче предприятия позднее время года и беспрерывные дожди.
Когда турки были отбиты на последнем штурме, то 10 тыс. из них направилось обратно восвояси, невзирая на увещания, ни на строгости офицеров, которые некоторым даже отрубили головы: ничем нельзя было воротить их в лагерь, ни к их обязанностям. Оставшиеся громко роптали на то, что их напрасно ведут на гибель; что крепость, подобную Очакову, нельзя взять в позднее время года, особенно когда осажденные защищаются, как львы; что они шагу не сделают вперед, чтоб идти на приступ. Такие речи заставили сераскира снять осаду: он опасался лишиться всего своего войска и многочисленной артиллерии, если бы он стал упорствовать и оставаться еще несколько дней.
Потеря гарнизона превышала две тысячи человек, половину того числа, которое он составлял в день обложения крепости; он был увеличен 800 человек, приведенными Веделем из Кинбурна, а в день снятия неприятелем осады в городе не насчитывали двух тысяч здоровых людей.
С первого дня осады до снятия ее, весь гарнизон был размещен на стенах, в крытом пути и в редутах, где он оставался бессменно день и ночь, и едва доставало людей для занятия всех постов. Подобные труды, по необходимости, порождали болезни, а так как сверх того многого недоставало в крепости для обыкновенного продовольствия, то люди наконец были до того изнурены, что едва держались на ногах; несмотря на все это, они превосходно исполняли свои обязанности, не ропща, и во все время осады Очакова оказались только два дезертира.
Фельдмаршал Миних весьма беспокоился во все время осады, правда, он принял все зависящие от него меры предосторожности для отражения неприятеля, но на успех надеяться он не мог, зная жалкое положение гарнизона. Как скоро он узнал, что крепость обложена, он распорядился подать туда помощь. Генерал-поручику Леонтьеву было поручено идти с корпусом в десять тысяч человек; кроме того, несколько полков посажены на суда для отплытия вниз по Днепру; последние перевалили уже через пороги, как пришло известие, что турки удалились. Радость о том была тем живее, чем менее того ожидали.
Императрица осталась весьма довольна образом действия генерала Штофельна. Она не удовольствовалась производством его в генерал-поручики, а бригадира Братке в генерал-майоры. Первому она пожаловала еще значительные поместья в Украйне, а всему гарнизону выдано в награду жалованье за несколько месяцев.
Стоявший под Очаковым флот, в котором считалось до 100 парусов, большею частью двойные шлюпки, также немало способствовал к снятию осады; он не только не допустил турков блокировать крепость с моря, но и поддерживал огонь осажденных. Турецкий командир флота был обезглавлен за то, что он, в противность приказанию атаковать и разбить русский флот, не сделал этого.
Я сомневаюсь, чтобы на свете было другое войско, которое, подобно русскому, в состоянии было бы, или решилось бы терпеливо выносить такие же непомерные труды, какие перенесены русскими в Очакове. Это усиливает во мне давнишнее убеждение, что русские способны все выполнить и все предпринять, когда у них хорошие руководители. Но им нужно большое число иностранных офицеров, так как солдаты больше доверяют им, нежели собственным своим.
Рассказав без перерыва о военных действиях похода, я включу сюда несколько других замечательных событий, относящихся до 1737 года.
Еще в царствование Екатерины, петербургский и венский дворы заключили между собою тесный союз, еще более скрепленный в царствование императрицы Анны: было условлено, что в случае, если один из дворов будет принужден к разрыву с Портою, то другой окажет ему помощь посредством значительного корпуса войска [16] В тридцать тысяч человек. ( Прим. авт .).
, и даже объявит Порте войну, если допустят обстоятельства. Вследствие этого договора, император в 1736 г. сделал в Венгрии все нужные приготовления и война была объявлена в начале 1737 г. Но вместе с тем приступили и к переговорам.
Читать дальше