Армин Молер - Консервативная революция в германии 1918-1932

«Эстетство» и «декаданс» являются лишь отдельными симптомами процесса, охватившего в два последних столетия весь Западный мир. Продолжая средневековый спор между универсалистами и номиналистами, его можно было бы назвать номиналистическим поворотом нового времени. Это означает, что универсальные ключи из прошлого утеряны. Распались старые системы объяснения мира, которые давали ответ на любой вопрос. Чем больше отказываются от попыток объяснить мир, тем отчётливее на передний план выдвигается то особенное и частное, что приобретает черты формы на фоне бесформенного. В этом суть решения Бенна, «нацеленного против природы, хаоса, откатывания назад, бесформенного и т. п.». Оно всегда тесно связано с отказом от универсальной и ко всему подходящей морали.

Категория «моральный» является единственной категорией, вырванной из хаоса. Проще говоря, можно сказать, что речь здесь идет о преодолении идеализма с помощью экзистенциализма. Последний не просто представляет некоторые философские школы, а является процессом, который получил своё развитие в период между мировыми войнами, охватывает все сферы жизни и еще не завершился. Мы упомянули об этом для того, чтобы показать, на каком духовно-историческом фоне нам видится всё вышесказанное.

На обозначенном фоне четко выступают лейтмотивы речи Бенна, посвящённой Маринетти. «Строгий стиль» — это форма, вырванная из хаоса бесформенного. Это стиль, который живет напряжением футуристической юности и черной смерти, по необходимости включает в себя антибуржуазный аффект, делает акцент на энергии и инстинкте. Типичным является и то, что в нём почти полностью отсутствует всё то, что особо выделялось тогда, в 1934 г.: традиция, простодушие, народность, морализаторство, культ здорового образа жизни, национальное и социальное, родная почва и раса (когда Бенн в те годы говорит об отборе и воспитании, это лежит по ту сторону расовой гигиены). Граница очерчена довольно строго.

Однако, это не та граница, что отделяет законопослушного гражданина от оппозиционера. В то время Готтфрид Бенн ещё отождествляет себя с Третьим Рейхом, от имени которого он и говорит гостю из Италии: «Форма... во имя и ради неё было завоёвано всё то, что Вы видите в новой Германии; форма и отбор — два символа нового Рейха... отбор и стиль в государстве и искусстве как основа императивного мировоззрения, которое утверждается. Будущее, которое нас ожидает — это государство и искусство...» (то, что вместо «народа» названо «государство», отнюдь не случайно). «Политическое как эстетическая мощь» — этой теме посвящен сборник работ учеников Бенна, вышедший спустя год после адресованной Маринетти речи в издательстве Творческой палаты.

Однако, отождествление Бенна с Третьим Рейхом не было должным образом воспринято. Вскоре после этого он уходит (точнее, его выдворяют) во «внутреннюю эмиграцию». Его выбор 1933-34 гг. будет позже истолкован как его приверженцами, так и большинством критиков, как несчастный случай, мимолётная слабость характера. Так как в германских пределах затягивающаяся петля чётко обозначилась лишь позднее (после 1934 г.), не все осознали внутреннюю последовательность развития Бенна (от ранних новелл и стихотворений «Место казни» и «Четвёртый период» до посвященной Маринетти речи). Способствовала этому и аргументация, при помощи которой Бенн после 1934 г. вытеснялся на периферию. Она была взята из «словаря выродившегося искусства». Она была направлена против экспрессионистских истоков Бенна, как буд то экспрессионизм сам по себе уже является «левым» или «либеральным» течением в искусстве. Ругательные слова известны: «извращенная свинья», «дерьмовая мазня» и т. п. Однако тогда было непозволительно называть его тексты 1933-34 гг. фашистской ересью. Нельзя было сбросить со счетов итальянского союзника, с помощью которого стремились достичь свободы во внешней политике.

Что касается внутреннего употребления, следует отметить, что слово «фашист» пользовалось особой любовью у критиков в Рейхе. Именно так величали отступников ортодоксальные национал-социалисты. Для них слово имеет конкретный смысл. Существовало две формулы критики неудобных лиц, которых относили к левым, либералам или дремучим консерваторам. Более жестокая и граничащая с доносом в полицию называлась «чёрный фронт» (происходит от одноименного движения Отто Штрассера) и предназначалась для обозначения собственно национал-большевизма, а также вообще национал-революционеров и их разрозненных групп, действовавших на политическом ландшафте где-то между Эрнстом фон Саломоном, крестьянским вождём Клаусом Хаймом и бывшим молодёжным лидером Артуром Ма-рауном. Слово «фашизм» (и только для внутреннего употребления) использовалось более дифференцированно. Оно предназначалось для духовной дискриминации, а не для объявления кого-либо вне закона.