Жорж Дюби - История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д'Арк

Как обнаруживает историк, во второй половине XIV века приобретают размах демонстрации публичной мощи. Величие власти наглядно выражает дворец. Все самое выдающееся, создаваемое в архитектуре, в скульптуре, в живописи, покидает дома молитвы и перемещается к зданиям, где от имени короля вершится правосудие. Там выставлены для обозрения изображения князя, а также его друзей, составляющих его личное окружение и помогающих ему советом. Они взирают благосклонно, их позы выражают добросердие. Пышные декорации окружают короля, когда он собственной персоной появляется на великих демонстрациях своей верховной власти, председательствует, восседая в королевском кресле — «кресле справедливости», в судебных собраниях, где торжественно объявляется «королевское слово». А когда король объезжает провинции, у городских ворот его приветствуют нотабли; он принимает ключи от города, а затем их возвращает, обещая управлять разумно. Каждый раз как бы повторяется церемония миропомазания, возобновляя союз между сюзереном и его подданными, между тем, кто единодержавно возвышается на троне, и теми, кто обеспечивает от его имени торжество порядка в каждой частице королевства. Затем король вступает в городские пределы, над ним несут сень, как над Святыми Дарами во время процессии в день Тела Господня. Королевское шествие сопровождают разнообразные театрализованные представления. Каждый из подмостков украшен изречениями, посвященными добродетелям власть предержащих; перед каждым сюзерен должен остановиться, стать зрителем спектакля, разыгрываемого аллегорическими персонажами; они окружают двойника короля — актера с короной на голове, объясняют ему, какой должна быть «добрая политика». Таким образом, сам народ воздвигает декорацию перед тем, чья функция состоит в управлении этим народом; королю показывают, что ожидают его подданные, чтобы в свою очередь достойно ему служить; королю заявляют, что он не все может себе позволить, напоминают об условиях соглашения, соединяющего общество и государство.

Несомненно, многое из того, о чем раньше люди молили Господа, теперь они ожидают от этого человека. В его бренном теле воплощена общественная устойчивость. Состоятельные люди употребляют на мирские утехи большую, чем прежде, долю своего богатства. И в первом, и во втором случае — явная десакрализация. Но в действительности линия раздела в государстве проходила, как и в Церкви, между телом и духом. По одну сторону — механизм управления, пружины и винтики которого множились, все более плотно подгонялись друг к другу, являя свою бездушную действенность; по другую сторону — пылкость народа, по-прежнему видевшего в короле исцелителя, который благодаря миропомазанию приобретает чудодейственную силу, прикосновением руки избавляет человека от болезни, если этот человек безгрешен. Несчастья военных лет со всей очевидностью обнаружили описанное расхождение.

Произошло поражение тех органов государства, которые оказались самыми хрупкими, — его домашней, чувствительной, плотской части, непосредственно окружающей личность монарха. Как бы компенсируя это поражение, приобрел большую прочность, новую силу костяк государства. Вне этого процесса оказался Парижский университет, который подчинялся божественным установлениям, Жил в тени королевской власти. Его независимость не была столь велика, какой казалась. Учиться сюда приходили в надежде сделать карьеру в одной из двух административных систем — церковной или светской; почти вся высшая и средняя бюрократия получала образование в университетских школах. Что касается мэтров, то некоторые из этих видных ученых были низкого происхождения, а выдвигались благодаря тому, что умели рассуждать лучше других. Поэтому их привлекали к рассмотрению чрезвычайно серьезных вопросов, порожденных «Великим расколом», соперничеством между властью папы и властью церковного собора. И эти ученые были недалеки от мысли о том, что они стоят на самых высоких ступенях земной иерархии. Посреди бурь, которые время от времени потрясали столицу, они выступали в качестве лиц, способных дать совет. Двор прислушивался к ним. Придворные партии, соперничавшие между собой, старались заручиться благосклонностью мэтров, которой легко было добиться, оказывая мэтрам небольшие милости, видимые знаки уважения. Они были людьми чувствительными, ратовавшими за порядок. Они трудились, как могли, ради укрепления, на уровне принципов, того политического здания, о котором мечтали, где должны были царить неподкупность и разум.