Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Ещё четыре процесса об оскорблении величия могут быть датированы 35 г. Видной фигурой среди жертв этого года является Фульциний Трион, один из консулов 31 г. (Tac. Ann., V, 11), по-видимому, обвинявшийся в связях с Сеяном и совершивший самоубийство. После себя он оставил предсмертное письмо, в котором живописал многочисленные злодейства Макрона и главных вольноотпущенников Тиберия. Сенатор Граний Марциан, обвинённый Гаем Гракхом в оскорблении величия, сам пресёк себе жизнь, а бывший претор Тарий Грациан на основании того же закона был приговорён к смерти. Покончил с собой Требелен Руф; Секстий Пакониан, три года назад осуждённый и брошенный в темницу, уже в заключении сочинил стихи против Тиберия, за что по распоряжению принцепса был удавлен. Нового суда над ним в 35 г. не было (Tac. Ann., VI, 38–39).

Для 36 г. нам известны три дела о laesa majestas. Чем закончилось одно из них, процесс Луция Арузея, неясно из-за лакуны в тексте Тацита. Впрочем, общая тональность сообщения заставляет предполагать трагический исход. Ещё один обвиняемый, всадник Вибулен Агриппа покончил с собой прямо в курии во время слушанья его дела, приняв спрятанный в перстне яд. Был казнён бывший правитель Армении Тигран; Тацит называет его подсудимым ( reus ), но, по-видимому, фигурально: скорее всего, с ним расправились на основании личного приказа Тиберия. Консуляр Гай Гальба, дядя Сеяна Юний Блез и его сын Блез Младший покончили с собой, хотя никаких обвинений против них не было выдвинуто. Знаки немилости со стороны принцепса они восприняли, как приказание умереть. Эмилия Лепида, женщина знатного рода, обвинённая в прелюбодейной связи с рабом, самоубийством упредила неизбежный приговор (Tac., Ann., VI, 40; Dio, LVIII, 21).

Наконец, пять процессов состоялись в 37 г. — последнем году принципата Тиберия. В частности, за оскорбление величия была осуждена Акуция, бывшая жена Публия Вителлия, покончившего с собой в 31 г. Она оказалась не единственной пострадавшей по этому делу: вместе с ней преследованию подвергся трибун Юний Отон, использовавший своё право veto , чтобы не допустить награждения обвинителя Акуции, Лелия Бальба. Тот не простил трибуну его вмешательства: Бальб был известным оратором и, по совместительству, делятором — явление в те времена обычное. По-видимому, он обвинил молодого человека в оскорблении величия, но точной формулировки обвинения мы не знаем. Тогда же к суду была привлечена вдова Сатрия Секунда Альбуцилла, широко известная своими любовными связями. Её обвинили в impietas по отношению к принцепсу; в качестве её сообщников и любовников в деле фигурировали Гней Домиций, Вибий Марс и Луций Аррунций, консул 6 г., государственный деятель и историк. По свидетельству Тацита, дело было сфабриковано Макроном, чтобы погубить ненавистного ему Аррунция. Марс и Домиций с помощью разного рода затяжек и проволочек смогли, в конце концов, избежать наказания: суд над ними не состоялся из-за смерти Тиберия. Аррунций решил не ждать, и вскрыл себе вены. Было бы весьма интересно узнать, что именно инкриминировали Аррунцию как impietas . Вероятнее всего, ему вменили в вину какие-нибудь неосторожные слова, сказанные не в той компании, или написанные в личном письме, случайно попавшем в чужие руки. Однако, поскольку Аррунций был известным историком, не исключено, что impietas содержалась в каком-то из его сочинений. К сожалению, точная формулировка обвинения нам не известна. Сама Альбуцилла была брошена в тюрьму, и её дальнейшей судьбы мы не знаем. Карсидия Сарцедота приговорили к ссылке на остров, и к такому же наказанию — Лелия Бальба (Tac. Ann., VI, 47–48; Dio, LVIII, 27).

Вот, собственно говоря, и всё, что нам известно о процессах об оскорблении величия в период принципата Тиберия. Часть современных исследователей пытается доказать, что сведения, которые мы получаем из источников, начисто разрушают созданную Тацитом картину широкомасштабного террора. Наибольшее распространение различные варианты реабилитации этого императора получили в западной историографии, но нельзя сказать, чтобы указанная тенденция была совершенно чужда отечественному антиковедению.

Так Г. С. Кнабе в монографии, посвященной творчеству Тацита, указывает на явное несоответствие между объективными фактическими данными о политических процессах и тем впечатлением, какое они произвели на историка, и которое он хочет передать читателю. Годы Тиберия представляются автору временем глухой политической борьбы и острой социальной ломки, эпохой, когда старая аристократия еще сохраняла сильные позиции и могла оказывать принципату действенное сопротивление. [448] Кнабе Г. С. Корнелий Тацит. М., 1981. С. 163–164.