Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Новый порядок выборов ограничил бы возможность принцепса контролировать магистратов, а через магистратуру оказывать воздействие на сенат и на систему высшего военного командования. Тиберий, согласно проекту Галла, должен был определять состав высших магистратов на пять лет вперед, и избранные таким образом должностные лица приобретали на этот срок известную независимость от принцепса. [309] Драгоманов М. П. Император Тиберий. С. 53; Портнягина И. П. Сенат и сенаторское сословие… С. 150; Shotter D. C. A. Election under Tiberius. P. 326–328. Тацит, пожалуй, несколько преувеличивает опасность предложения Галла для принципата, но доля истины в его оценке, безусловно, есть.

Таким образом, хотя открытой конфронтации между Тиберием и его окружением с одной стороны и людьми из партии Германика с другой не происходило, трения между ними имели место. Трудно сказать, какое развитие получили бы их отношения в дальнейшем, если бы не внезапная смерть Германика: 10 октября 19 г. он скончался в Антиохии при загадочных обстоятельствах (Tac. Ann., II, 69–72).

При жизни Германик был главным буфером между своими сторонниками и партией принцепса; [310] Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 137. теперь, когда его не стало, столкновение между ними сделалось неизбежным. Перевес сил в этом столкновении, безусловно, был на стороне Тиберия, опиравшегося на всю мощь государственного аппарата Римской империи, однако, Агриппина и её семейство также имели немало сторонников среди представителей властных кругов. Сведение счётов между различными группами внутри римской правящей элиты традиционно осуществлялось с помощью политических обвинений: Катон Цензор, например, чуть ли не пятьдесят раз за свою долгою жизнь был под судом, и не меньшее количество раз сам выступал в качестве обвинителя (Plut. Cato Major., 15). Неудивительно поэтому, что и борьба принцепса против "партии Агриппины" вылилась в серию судебных процессов об оскорблении величия ( crimen laesae majestatis ), которые стали в дальнейшем главным из факторов, определивших характер эволюции системы принципата в правление Тиберия.

Подводя итог обзору либерального периода принципата Тиберия вернемся к тому, о чем мы говорили в начале главы. Главная особенность этого времени, относительная умеренность императорского режима — результат политики Тиберия, целью которой было приобретение необходимого ему как принцепсу авторитета. Характер Тиберия мало благоприятствовал успеху подобного курса: ему недоставало тонкого понимания ситуации и трезвого практического расчета, мастером которого был Август, и, может быть, присущего основателю империи умения довольствоваться сознанием полноты своей власти, не испытывая ее крайних пределов.

Между тем обстоятельства требовали именно таких качеств: монархическая по сути власть принцепса была обставлена республиканским камуфляжем, опутана густой сетью пережитков старого порядка, игравших к тому же существенную роль в идеологии, [311] Об идеологии принципата см.: Шифман И. Ш. Цезарь Август. М., 1990. С. 91–177; Межерицкий Ю. Я. "Республиканская монархия". Метаморфозы идеологии и политики принципата Августа. М., 1994. так что лишь мастер тонкой политической игры и пропагандистских трюков, каким был Август, мог нащупать нужный тон и всю жизнь как на лезвии бритвы балансировать между крайностями республики и монархии.

Злоупотребления законом об оскорблении величия — главная причина резко отрицательного отношения Корнелия Тацита к Тиберию. Историк возлагает на императора ответственность за то, что это наитягчайшее зло (обвинения в оскорблении величия) сначала незаметно пустило ростки, а затем заразило решительно все (Tac. Ann., I, 73).

Эта точка зрения отвергается большинством современных западных исследователей, [312] Marsh F. B. The reign of Tiberius. Oxford, 1931. P. 106–107, 114, 183, 208, 284–294; Smith Ch. E. Tiberius and the Roman Empire. Baton Rouge, 1942. P. 179–181; Salmon E. T. A History of the Roman world from 30 B C to A D 138. London, 1957. P. 131–134; Rogers R. S. 1) Treason in the early Empire // JRS. Vol. XLIX, 1959. P. 90–94; 2) Tacitian pattern in narrating treason trials // TAPhA. Vol. LXXXIII, 1962. P. 279–317; Kornemann E. Tiberius. Stuttgart, 1960. S. 129–131; Allison J. E. & Cloud J. D. The lex Julia majestatis // Latomus. Vol. XXI, 1962. P. 711–731; Levick B. Tiberius the politician. London, 1976. P. 183–200. хотя существуют работы, авторы которых считают возможным в той или иной степени разделять точку зрения традиции. [313] Guff P. I. Tacitus Annales I, 72 // CR. Vol. XIV, 1946. P. 136–139; Syme R. Tacitus. Vol. I. Oxford, 1958. P. 287ff; Shotter D. C. 1) Tiberius' part in the trial of Aemilia Lepida // Historia. Bd. XV, 1966. S. 312–317; 2) The trial of C. Silius // Latomus. Vol. XXVI, 1967. P. 712–716; 3) The trial of Clutorius Priscus // CR. Vol. XVI, 1969. P. 14–18; 4) The trial of C. Junius Silanus // CPh. Vol. LXXII, 1972. P. 126–131; 5) The trial of M. Scribonius Libo Drusus // Historia. Bd. XXI, 1972. S. 88–98; Balsdon J. P. V. D. The principates of Tiberius and Gajus // ANRW. Bd. II, T. 2, 1975. P. 86–94. Таким образом, проблема практики lex majestatis при Тиберии является предметом оживлённой дискуссии в современной западной историографии.