Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Таким образом, Тиберий в первые годы своего правления старался сохранять сложившийся при Августе стиль взаимоотношений принцепса с сенатом, компетенция которого была даже расширена. Проявлял он и внешнее уважение к традициям республики и её должностным лицам, отказываясь, пожалуй, чересчур демонстративно, от некоторых одиозно-монархических атрибутов своей власти (обращение " domine ", титул императора в его монархическом значении, присяга in acta Caesaris и т. д.). Не отметить данное обстоятельство не смогли даже Тацит и Светоний, несмотря на своё, в общем-то, отрицательное отношение к Тиберию (Tac. Ann., IV, 6; Suet. Tib., 26).

Однако значение этих фактов не стоит преувеличивать. Тиберий имел дело не с полновластным правительством республики, а с имперским сенатом, члены которого привыкли повиноваться принцепсу и подчас равнодушно относились к государственным делам. Уже при Августе политическая пассивность, тяга к покою, уходу в частную жизнь начинают вытеснять прежде характерные для римских аристократов деятельную энергию и стремление активно участвовать в общественной жизни. [292] Syme R. The Roman revolution. P. 490–508; Гримм Э. Д. Исследования по истории развития… Т. I. С. 177; Машкин Н. А. Принципат Августа. С. 401. Кроме того, многие представители сенаторского сословия зависели от принцепса в финансовом отношении, [293] О финансовой поддержке императорами представителей сенаторского сословия см.: Портнягина И. П. Сенат и сенаторское сословие в эпоху раннего принципата. Дисс… кан-та ист. наук. Л., 1983. С. 40–47. и все без исключения — по службе: значительная часть карьеры сенатора проходила в армии и императорских провинциях. [294] Егоров А. Б. Рим на грани эпох. С. 109.

Один эпизод, имевший место вскоре после вступления Тиберия на престол, прекрасно иллюстрирует показной характер умеренности принцепса и его истинные отношения с сенатом. Во время прений в курии Тиберий попросил прощения у своего оппонента, если, возражая против его предложения, он позволил себе слишком резкие высказывания: "" Ignoscas ," inquit , " rogo, si quid aduersus te liberius sicut senator dixero ."" (Suet. Tib., 29). Между тем, его оппонентом был не кто иной, как сенатор Квинт Гатерий ( ibidem ), чуть ли не накануне валявшийся у императора в ногах и едва не заколотый при этом германскими телохранителями принцепса (Tac. Ann., I, 13). Интересно, какие чувства испытывал в этот момент Гатерий, и что должны были думать при виде подобной "предупредительности" Тиберия другие сенаторы, тем более что подобные сцены, надо полагать, были далеко не редки?

Несмотря на высокое достоинство и престиж сенаторского звания в течение всей эпохи ранней империи, в своих отношениях с принцепсами сенаторы нередко опускались до самого низкого раболепия и отвратительной лести (Plin. Min. Paneg., 54). Страницы "Анналов" полны примеров сервилизма сенаторов, возраставшего по мере вырождения сравнительно умеренного на первых порах режима в ничем не прикрытый кровавый деспотизм: перед Калигулой и Нероном будут пресмыкаться так, как никогда не унижались перед Тиберием. Но уже этот принцепс имел основание назвать своих сановников людьми, созданными для рабства.

Характеризуя отношения между сенатом и Тиберием в первый период его правления, Тацит (Ann., I, 77) говорит о существовании в это время " ea simulacra libertatis " — некоего подобия или видимости свободы, и вряд ли кому-нибудь удастся подобрать более точное определение. Справедливость этой оценки римского историка признаётся (по крайней мере, частично) также некоторыми современными исследователями. [295] Shotter D. C. A. Ea simulacra libertatis // Latomus. Vol. XXV, 1966. P. 265–271.

В этих условиях едва ли правомерно говорить о реальном партнерстве сената и принцепса, если конечно употреблять слово партнерство в общепринятом смысле: взаимовыгодное сотрудничество двух равноправных и независимых субъектов. Тиберий поддерживал созданную Августом фикцию восстановленной республики и сделал некоторые уступки для придания сенату чуть большей независимости, рассчитывая укрепить свои позиции авторитетом этого старейшего государственного учреждения.

Вынужденный, как и Август, играть республиканца, Тиберий не смог убедить своих современников в искренности питаемых им гражданских чувств, но некоторых современных исследователей ему удалось ввести в заблуждение. [296] Убеждённым республиканцем, начисто лишённым каких-либо монархических устремлений, считает Тиберия, в частности, Э. Корнеманн (Tiberius. Stuttgart, 1960. S. 109–110, 146, 223–227, 246). Однако в наших источниках не содержится сведений о том, чтобы в имеющих принципиальное значение случаях решение сенатского большинства хоть раз восторжествовало над мнением принцепса. Сенаторы могли лишь создавать видимость своей самостоятельной роли в государстве, время от времени цепляясь к мелочам: например, поспорить о том, как лучше употребить деньги, завещание городку Треббии, и т. п. В другой раз в пику Тиберию они позволили какому-то избранному квестору ( quaestor designatus ) совершить на правах посланца частную поездку (Suet. Tib., 31). Не удивительно, что Тиберий не жаловался, когда такие постановления принимались против его воли!