Константин Вержбицкий - Развитие системы принципата при императоре Тиберии (14–37 гг. н. э.)

Классическим примером работы, выдержанной в духе "реабилитации Тиберия", может служить книга Ф. Б. Марша "Правление Тиберия". Английский учёный считает, что созданный Тацитом в "Анналах" образ преемника Августа в целом недостоверен: римский историк исказил общую картину правления Тиберия под влиянием предшествующей традиции и необоснованных, с точки зрения автора, параллелей с Домицианом. [148] Marsh F. B. The Reign of Tiberius. Oxford, 1931. P. 1–13. Легенда о Тиберии-тиране — плод вымысла флавианской историографии: современники знали императора как деятельного и способного администратора, блестящего финансиста, мудрого и миролюбивого политика, обеспечившего Риму более 20 лет процветания. [149] Ibidem. P. 222–229.

Курс Тиберия автор оценивает как продолжение политической линии Августа: новый принцепс опирался на старую столбовую знать, выказывал должное уважение к республиканским традициям, что проявилось, частности, в процедуре принятия власти, и, в целом, демонстрировал стремление сохранять и укреплять конституционную форму режима. Император старался поддерживать независимость сената и даже хотел придать ему статус равноправного партнера. [150] Ibidem. P. 45, 51, 63–67.

Ф. Б. Марш отбрасывает главное обвинение против Тиберия — практику закона об оскорблении величия: lex majestatis, по его мнению, действовал против реальных заговоров, представлявших значительную опасность, причем принцепс не только не поощрял, но даже боролся с практикой процессов и деляторством. Ситуация не изменилась и после казни Сеяна, так как общее число процессов, на его взгляд, сильно преувеличено традицией. [151] Ibidem. P. 114, 167–194, 284–289.

Похожую точку зрения высказывает другой видный английский учёный, М. П. Чарльзуорт, автор посвящённого Тиберию раздела "Кембриджской древней истории". М. П. Чарльзуорт решительно отметает обвинение Тиберия в лицемерии, объясняя колебания в момент принятия власти искренним желанием следовать примеру Августа. Злоупотребления законом об оскорблении величия были вызваны не активностью самого Тиберия, но действиями Сеяна и его ставленников, а после казни префекта — реакцией императора на заговор в своём ближайшем окружении. Объективно Тиберий стремился продолжать политический курс позднего Августа, что в полной мере удалось ему в отношении администрации, финансов и внешней политики, но наладить отношения с римским обществом император оказался не в состоянии. [152] Charlesworth M. P. Tiberius // CAH. Vol. X, 1934. P. 630–632, 640–643, 651–652.

Особое место в ряду посвящённых Тиберию работ занимает книга М. Гранта "Некоторые аспекты принципата Тиберия". [153] Grant M. Aspects of the principate of Tiberius. New York, 1950. В ней английский учёный вновь применяет метод изучения политической истории, уже опробованный им в его исследовании о принципате Августа. [154] Grant M. From imperium to auctoritas. Cambridge, 1946. Основой всех выводов и построений М. Гранта является подробный анализ оставшегося от эпохи Тиберия богатого нумизматического материала. Легенды и титулы на монетах используются им для реконструкции тех принципов, которые были положены преемником Августа в основу его политической деятельности. При этом, по мнению М. Гранта, Тиберий был последним истинным (то есть в духе Августа) принцепсом, и это столь же очевидно, как и то, что его преемник, Гай Калигула, стал первым тираном на императорском престоле. [155] Grant M. Aspects of the prinvcipate… P. 103–104, 134.

Таким образом, в историографии XX века продолжают жить критические установки, выработанные учёными предшествовавшего столетия. Вместе с тем нельзя не отметить появление в XX столетии нового направления, основанного на более широком, чем ранее использовании междисциплинарных связей, в первую очередь с психологической наукой. [156] В этой связи нельзя не отметить влияние, оказанное на развитие исторической науки французской школой "Анналов". Это влияние, естественно, затронуло в первую очередь медиевистику, но и такая, в целом, более консервативная область знания, как наука об античности, не осталась совершенно в стороне от него. На широком привлечении данных психологии построена, в частности, работа Б. Уокер, посвящённая "Анналам" Тацита. [157] Walker B. The "Annals" of Tacitus. Manchester, 1952.

Б. Уокер констатирует определённый разрыв между фактическими данными, приводимыми Корнелием Тацитом на страницах своего труда, и авторскими оценками и суждениями, которые она характеризует как субъективные. Источник субъективизма Тацита, по мнению Б. Уокер, коренится в особенностях его психологического склада: римский историк был человеком ярко выраженного интуитивного типа, иначе говоря, главным для него в изображаемых событиях всегда был их внутренний смысл, или, точнее, собственное представление о нём. [158] Ibidem. P. 1–8ff, 78ff. Поэтому, описывая, например, императорский террор, Тацит рисует его не как таковой, но стремиться навязать читателю своё субъективное впечатление, сложившееся у него в ходе работы над источниками. [159] Ibidem, P. 195–196.