Александр Бальхаус - Любовь и секс в Средние века

В ногу с беспримерным ростом могущества идет окостенение того, что прежде было живым и подвижным. Внутреннее общение христиан с Богом становится вероисповеданием, обычай обращается в церемониал, а вера — в догму. Государство Бога, священная, всеохватывающая католическая церковь удерживается двумя факторами: послушанием и принуждением. По отношению к человеку средневековая церковь становится некоим societas perfecta , закрытым обществом, она есть дух и власть, невидимая общность и видимая империя.

В своем подавляющем всесилии церковь пытается опутать человечество и поставить его на колени. Несмотря на это, ее претензия на значимость никогда не осуществлялась полностью — даже во времена расцвета ей снова и снова приходилось соперничать с императором, в такой же мере проникнутым Божьей благодатью. Да и внутрицерковные распри между разными течениями и направлениями вели к расколу, нанося папскому авторитету как минимум временный урон. Христианская мечта о единстве так и остается идеалом, и цель однородного мироустройства по-прежнему не достигнута.

Итак, власть и внешнее великолепие не способны ввести в заблуждение: в церковном организме есть уязвимые места, он страдает от ран. Церковь разрывают острые противоречия, она ведет напряженную борьбу с человеческими страстями, почти не поддающимися обузданию. Ей не удается полностью преодолеть расхождение между «природным человеком» и «заповедью христианского совершенствования». Вместо этого она облегчает совесть отдельного человека при помощи отработанной системы покаяний и священной благодати.

Моменты напряженности в средневековой культуре обусловлены небрежностью духовенства и светского общества, их безразличием к общественным противоречиям, наконец, их предрассудками и очерствелостью. История церкви Средних веков написана кровью. Деловые и государственные интересы, стремление к власти, сословная зависть, своекорыстие, недоверие, обман и ненависть оказывают влияние на повседневную жизнь церкви.

Христианский дух постоянно сопровождают разнонаправленные потоки. Безмятежная радость существования вступает в резкое противоречие с морально-этическими требованиями церкви к человеку. При этом сексуальное наслаждение снова и снова находит выражение в народных обычаях, песнях, поговорках и рассказах.

Моменты напряженности в жизни средневекового человека, конфликт между идеалом одухотворенного аскетизма и радостью чувственной жизни находят разрядку, например, в распространенном мотиве дикарей, укореняющемся в карнавальных обычаях и обретающем все больше популярности в искусстве. На средневековых шпалерах изображают людей, которые вдали от общественных принуждений и обычаев доверяют своей телесности и живут с ней в гармонии. Тем не менее стремление к моральной чистоте оказывает воздействие на все области жизни и прежде всего на эротику. Идея целомудрия, которая поначалу сводится к физической нетронутости, расширяется до идеала полной, охватывающей всего человека духовной чистоты.

Мистика в конце концов становится религиозным ярлыком эпохи не только в философских умозрениях Майстера Экхарта [5] Майстер Экхарт (Иоганн Экхарт, ок. 1260 — ок. 1328) — средневековый немецкий теолог и философ. , но и в самых филигранных формах благочестивого смирения. Она связывает мир трансцендентного с земной жизнью. В потустороннем мире жизнь преображается. Ведь по сути мистика — не что иное, как тончайшая и вместе с тем восторженная эротика.

Несмотря на все предостережения христианской церкви, вопреки проклятиям, запретам и наказаниям не удается окончательно обуздать желания человека и отправить его чувственность во внутреннее изгнание. Позже это пыталась осуществить так называемая буржуазная эпоха. Средневековье свободнее в своих нравах и в большей степени исполнено фантазии. Особенно ослабевает общественный контроль в позднем Средневековье — не в последнюю очередь за счет эмансипации городской буржуазии. Некогда твердый сословный порядок расшатывается, жизнь становится более вольной, более чувственной, а личность приобретает особое значение. Штурмующая небо готика находит воплощение в человеческой душе.

В целом Средневековье отмечено резким антагонизмом между аскезой и похотью, между отрицанием мира и любовью к нему. Это влечет за собой поляризацию: одни настаивают на борьбе с любым проявлением плоти, а другие взывают к образу сотворенного Богом космоса, в котором все хорошо само по себе и где сексуальность занимает свое богоугодное место.