Давид Ортенберг - Сорок третий. Рассказ-хроника.

И тонко "Подмеченные писателем детали жизни армии: так же как на этих заводах, где сражаются сталинградцы, директора гордились, что у них, а не в другом городском районе работает знаменитый стахановец, так и командиры дивизий гордятся своими знатными воинами. Комдив Батюк перечисляет по пальцам:

— Лучший снайпер Зайцев — у меня. Лучший минометчик Бездидько — у меня. Лучший артиллерист Шукшин — тоже у меня…

И как некогда каждый район города имел свои традиции, свой характер, свои особенности, так и теперь сталинградские дивизии, равные в боевых заслугах, отличаются одна от другой множеством особенностей и черт. В дивизии Батюка принят тон украинского доброго гостеприимства, добродушной любовной насмешливости. Здесь, например, любят посмеяться, рассказывая друг другу историю о том, как огромный осколок от тонной бомбы, легко могущий убить наповал слона, пролетая, разрезал красноармейцу, словно бритвой, шинель, ватник, гимнастерку, нижнюю рубаху и не повредил ни клетки кожи. Услышав эту историю, Гроссман написал: «Люди смеются, и самому все это кажется смешным, и ты сам смеешься…»

И вновь в заключение Василий Семенович возвращается к той песне: «Как передать чувства, пришедшие в этот час в темном подвале не сдавшегося врагу завода, где сидел я, слушая торжественную и печальную песню и глядя на задумчивые, строгие лица людей в красноармейских шинелях».

Корреспондентская изба «Красной звезды» находилась на восточном берегу Волги, но застать там Гроссмана было трудно. Он часто переправлялся в город на баржах, лодках, по первому еще потрескивающему льду.

Всех товарищей и спутников Гроссмана поражало умение писателя находить контакт с бойцами. Он беседовал с ними обстоятельно, без спешки, терпеливо. Его интересовал не только подвиг, но и сам человек, вся его жизнь в мирное время и во время войны, его внутренний мир, переживания, психология. Он обладал удивительным даром разговорить будущего героя своего очерка. Может быть, потому, что это были не вопросы и ответы, а неторопливые дружеские беседы. А кроме того, многих он видел в деле.

Удивлялись все спецкоры на Сталинградском фронте, как это удалось Гроссману заставить такого несловоохотливого и сдержанного сибиряка, как командир дивизии генерал Гуртьев, шесть часов подряд «выкладываться» в самую горячую пору? Видимо, что-то и в Гроссмане вызывало интерес у этого человека.

Сумел Василий Семенович зазговорить и девушек-санитарок из этой дивизии. Зоя Калганова поведала о суровой судьбе выпускного класса Тобольской школы. Их было 26 одноклассниц и все они добровольно записались в санитарки той самой дивизии, которую в тех краях формировал Гуртьев. После трехнедельных боев в Сталинграде их осталось в живых пятеро. И зоя до поздней ночи рассказывала писателю о своих подругах, о характере каждой из них, об их привычках, и как они погибали одна за другой.

— А у Тоньки Чугуевой совсем по-глупому получилось. Вышла она из блиндажа…

— Умной смерть не бывает, — задумчиво сказал Гроссман, и лицо его приняло грустное выражение, оно словно окаменело от скорби. Он говорил или писал о погибших с глубоким трагизмом:

«Есть сила, которая поднимет из пепла тысячу семьсот городов и семьдесят тысяч сел. Но нет силы, которая могла бы чуть-чуть поднять эти самые шелковые ресницы над сомкнувшимися глазами девушки в красноармейской шинели».

Одна встреча Гроссмана с девушками в Сталинграде имела неожиданный финал. Как-то в конце октября он сказал работникам политуправления фронта, что собирается ночью переправиться через Волгу в Сталинград. А у них лежали два пакета, присланных какой-то американской женской организацией с просьбой вручить эти подарки «самым отважным женщинам», обороняющим Сталинград. В политуправлении решили, что найти самых отважных женщин можно в дивизии Родимцева и что Гроссман вполне надежный для этого поручения человек. Василий Семенович нехотя согласился передать подарки по назначению — он не любил торжественных церемоний.

На моторной лодке Гроссман переправился к Родимцеву. Собирался сам пойти в полк. Родимцев его отговорил. Полки расположены рядом, шагов за сто — сто пятьдесят. Кроме того, пусть девушки побудут с полчаса в более надежном укрытии, куда реже залетают снаряды и мины, — это дополнительный подарок бойцам переднего края. Пригласили их. Взволнованные девушки стояли с автоматами, еще не зная, зачем их вызвали. И вдруг подарки. Да еще вручают известный писатель и их генерал. Поблагодарили они, как положено по уставу, и тут же стали разворачивать пакеты, а там оказались… дамские купальные костюмы и тапочки к ним. Все были крайне смущены. Уж очень не сочетались эти роскошные купальники с громыхающей канонадой на берегу Волги. Должно быть, за океаном не представляли себе ни горячего накала боев на волжском берегу, ни температуры осенней волжской воды. Рассказывая потом мне об этом эпизоде, Гроссман говорил: