Уильям Додд - Дневник посла Додда

– Все остальные дипломаты дали понять, что они будут присутствовать. Я запросил свое правительство, должен ли я ехать, и, не получив ответа, сообщил Бюлову-Шванте, начальнику протокольного отдела, что могу присутствовать только один день и не буду слушать пропагандистские речи.

Это будет первый случай присутствия на съезде послов демократических стран. Я сказал ему, что не могу присутствовать на этих партийных пропагандистских сборищах. Я никогда этого не делал и не сделаю, если не будет приказа от моего правительства, а это приведет к моей отставке. Я не намерен сидеть тихо и слушать, как Гитлер и Геббельс поносят демократию. Франсуа-Понсэ согласился, но сказал:

– Возможно, всем нам придется присутствовать, чтобы избежать осложнений.

Суббота, 24 июля. Моя жена и я выехали из дома без четверти одиннадцать утра и прибыли в Гамбург около половины шестого вечера, сделав одну лишь получасовую остановку, чтобы позавтракать. Я тотчас же занял свою каюту на борту «Сити оф Балтимор», и в семь часов вечера корабль медленно поплыл вниз по Эльбе.

Понедельник, 26 июля. Вчера море было неспокойно, и почти всех укачало. Я сел на пароход изнуренный, с головной болью, мучившей меня в течение двух месяцев, и с невралгическим несварением желудка, от которого я страдал так, что ничего не мог есть в течение тридцати часов.

В сообщениях из Берлина говорится о новых арестах среди протестантских проповедников, из которых пятьдесят семь брошены в тюрьмы, в том числе брат Нимеллера. Два немца, жившие у польской границы, были казнены в пятницу по обвинению в выдаче полякам военных планов немцев. Продолжается тот же произвол по отношению к католикам, протестантам, евреям и, конечно, по отношению ко всем, кто критикует нацистский режим. Идея тоталитарного государства претворяется в жизнь по-прежнему. Уже два года, как я лелею надежду навсегда уехать из Германии. Не знаю, что скажет мне президент на сей раз, но мне трудно дышать этим воздухом.

Среда, 4 августа. Рано утром мы прибыли в Норфолк. К пяти часам дня мы приехали в Раунд-Хилл. На протяжении всего пути фермы выглядели процветающими. Старинная часть Виргинии показалась мне более цветущей, чем я ожидал. От Лисбурга до Раунд-Хилла хлеба еще лучше.

Среда, 11 августа. После недели, проведенной на своей ферме, где я выполнял разные легкие работы по ремонту дорожек, переносу коптильни на новое место, я был приглашен к президенту Рузвельту на завтрак. Человек двадцать ждали приема, когда я вышел от него. Президента очень тревожит усиление угрозы войны и продолжающаяся депрессия в Соединенных Штатах. Он весьма откровенно беседовал со мной в течение часа.

– Я просил бы вас вернуться в Берлин на два-три месяца, – сказал Рузвельт. – После вашей отставки я, согласно обещанию, намерен назначить на это место посла Дэвиса, находящегося сейчас в России.

Президент слышал о том, что я приглашен выступить в начале сентября в Вильямстаунском институте общественных отношений. Он настаивал, чтобы я принял приглашение и «рассказал всю правду о положении вещей». Я сказал ему, что меня просят выступить в университетах Виргинии и Северной Каролины, но это будет трудно сделать, так как я не совсем здоров и нуждаюсь в хорошем отдыхе. Он убеждал меня принять все приглашения, какие возможно. Было ясно: он хочет, чтобы я, по возможности, обстоятельно изложил и проанализировал проблемы, стоящие перед Америкой и перед всем миром.

После совещания в Белом доме я нанес визит Хэллу. Я был удивлен, когда он сообщил о протесте, заявленном послом Дикгофом 6 августа по поводу моего интервью, опубликованного 5 августа, в день прибытия. В нем не упоминались ни Германия, ни какие-либо события в Германии, хотя я ссылался на Мартина Лютера. Поэтому мне совершенно непонятно, что он мог увидеть предосудительного в моих словах. По словам Хэлла, он немедленно возразил Дикгофу: «Я полностью согласен с тем, что было сказано нашим послом, и не вижу оснований для протеста». Мы беседовали почти в течение часа, и наши взгляды на европейские дела, как и прежде, полностью совпали. Он довольно ясно показал свое отрицательное отношение к назначению Дэвиса послом в Берлин; и он, казалось, был рад тому, что мне предложено вернуться туда, хотя бы на три месяца.

Мой хороший друг, судья Р. Уолтон Мур, теперь советник государственного департамента, посоветовал мне нанести визит новому заместителю государственного секретаря Самнеру Уэллесу. Мне давно уже казалось, что Уэллес отрицательно относится ко мне и ко всем моим предложениям. Тем не менее я послал ему свою визитную карточку через его секретаря с предложением навестить его, но он был занят, а мне не хотелось ждать, и я на своей машине вернулся на ферму.