Уильям Додд - Дневник посла Додда

– Муссолини аннексирует Испанию. Его следующим шагом будет захват Египта.

Я заметил:

– Мне известно, что Муссолини строит автостраду от Красного моря до египетской границы. Где он достал деньги?

На это Шахт ответил:

– Достать деньги теперь несложно. Мы всего лишь печатаем бумажные знаки и обеспечиваем быстрое обращение их, тем самым поддерживаем и занятость. Вот и все.

Многие были удивлены слышать это от наиболее способного финансового деятеля во всем мире, но замечаний не последовало. Я думаю, что нацистские деятели были возмущены высказыванием Шахта, но не осмелились что-нибудь сказать в его присутствии.

Воскресенье, 21 февраля. В полдень я отправился в старую кайзеровскую оперу. Гитлер и его нацистская охрана занимали ту ложу, где сидела кайзеровская семья, когда я был здесь в 1899 году. Отмечался день памяти двух миллионов немцев, убитых в мировой войне. Молебна не было, и торжество не имело религиозного характера. На сцене солдаты держали около пятидесяти знамен различных стран. После исполнения прекрасной классической мелодии на сцену вышел генерал Бломберг, командующий новой нацистской армии, и произнес речь, которую нельзя было бы произнести ни в одной демократической стране. Он говорил о войне не как о бедствии, возникшем в результате ошибок некоторых государственных деятелей. Он сказал, что в конце войны положение Германии было самым тяжелым в истории. Это неверно, хотя положение действительно было тяжелым. В своей речи Бломберг подчеркивал, что Гитлер спас немецкий народ и в этом отношении сделал больше, чем какой-либо другой немецкий лидер за всю историю Германии; он выразил ему благодарность за вооружение всего народа и сказал, что склоняет перед Гитлером голову за его мудрость и патриотизм. За этим последовала церемония «хайль Гитлер», во время которой все, кроме меня и нескольких других дипломатов, отдали гитлеровское приветствие, а оркестр играл гимн Хорста Весселя. Такова современная Германия!

Вторник, 23 февраля. Сегодня я около часа беседовал с Дикгофом. Я хотел внушить ему, что если Германия не даст ответа на приглашение государственного департамента принять участие в экономической конференции в Вашингтоне, то это может привести к неблагоприятным последствиям. Приглашение было послано в январе, но вот уже три недели, как нет никакого ответа. Я хотел также сказать о том впечатлении, какое произвели правительственные декреты, запрещающие немецким предпринимателям отвечать представителям министерств торговли и финансов Соединенных Штатов на запросы, касающиеся американских инвестиций в Германии. При случае я также намеревался выяснить, что в действительности думают немецкие официальные лица о международном соглашении, запрещающем посылку войск и военных материалов в Испанию. И, наконец, я хотел узнать, что делает Нейрат в Австрии.

Мне казалось, что в министерстве иностранных дел Дикгоф наиболее демократически настроенный человек, что он даже более демократичен, чем мой друг Бюлов, умерший в июне. Говорят, что Нейрат, начальник Дикгофа, не любит его, но я не уверен, что этот слух обоснован. Мне всегда казалось, что Дикгоф понимает грубые ошибки, совершаемые гитлеровским режимом. Поэтому я считал, что мы, быть может, сумеем поговорить по душам.

Он признал, что, не давая ответа на американское приглашение участвовать в экономической конференции, намеченной на первую неделю апреля, Германия совершает ошибку. Причина задержки с ответом, сказал он, не во взглядах Нейрата. Причина, возможно, в позиции Шахта, которая не всегда соответствует тому, что он говорит. По мнению Дикгофа, принять приглашение мешает главным образом безразличное и даже враждебное отношение министерств экономики и труда, то есть людей Гитлера. Что касается отказа в какой-либо информации об американских вложениях в Германии, то он откровенно признал, что и это ошибка. Я сообщил ему даты двух почти оскорбительных писем, посланных германским правительством мне и нашему консулу в Гамбурге.

По вопросу о германо-итальянских отношениях он по существу ничего не сказал, хотя говорил много. Он не соглашался с тем, что Муссолини намерен подчинить себе Испанию, хотя ранее признал, что Германия не станет протестовать, если Муссолини захватит Египет. Сказанное им косвенно подтверждает сомнительную ценность союза Германии с Италией.

Что касается визита Нейрата в Австрию, то он рассматривается всего лишь как ответный жест на визит в Германию австрийского министра иностранных дел. Я уверен, что дело этим не ограничивается, и спросил его относительно слухов о демонстрациях населения Вены при появлении Нейрата. Он стал утверждать, что там были только стихийные пронацистские демонстрации и что пришлось арестовать нескольких необузданных парней, чтобы удержать их от излишеств. По-моему, все это было подстроено здесь в пропагандистских целях и австрийцы выражали свою враждебность к нацистам. Отсюда и аресты. Приветствовать Гитлера для австрийца является нарушением закона.