Уильям Додд - Дневник посла Додда

Среда, 18 марта. В половине двенадцатого я отправился с визитом к Нейрату, чтобы узнать, как он реагирует на события, происшедшие после 7 марта. Он был обходителен и улыбался так, словно все, о чем он говорил со мной 29 февраля, произошло в соответствии с его предположениями. Он даже отрицал то, что говорил в прошлый раз, когда настаивал на решении вопроса о демилитаризации Рейнской зоны дипломатическим путем. Я полагаю, что нельзя доверять даже наиболее умеренным членам правительства. Его отношение к рейнскому вопросу вызывает особенное удивление, поскольку я был уверен, что он не одобряет ввода войск в Рейнскую область в нарушение Локарнского договора. Он говорил так, будто все идет наилучшим образом, рассчитывая, что лондонские переговоры будут перенесены на май, когда и во Франции, и в Германии уже закончатся выборы. Будто при Гитлере возможны настоящие выборы!

Из министерства иностранных дел я направился в Рейхсбанк поговорить с Шахтом; он, я знаю, не нацист. Шахт говорил почти в течение часа. Он был в том же настроении и говорил в том же тоне, что и Нейрат. Все идет превосходно: Германия вернула себе свою Рейнскую область, вскоре она добьется возвращения колоний, затем, возможно, вступит в Лигу наций и восстановит мир во всей Европе. Единственное, что его беспокоит, это германский экспорт, который, по его словам, падает из-за нервозности в других странах. Но это, по его мнению, продлится недолго. Никогда в жизни не видел я великого финансиста в столь оптимистическом настроении. Конечно, ход Гитлера 7 марта принес плоды.

Все слышанное не заслуживало и полстраницы телеграфного текста, поэтому я не послал ничего.

Понедельник, 23 марта. В прошлую пятницу мы отправили длинное обстоятельное донесение, в котором изложили все данные о предполагаемом обмене Дворца Блюхера возле Бранденбургских ворот на большой дом на Тиргартенштрассе. Этот дворец расположен в такой близости от немецкого правительственного здания и на такой оживленной улице, что у меня были сомнения в отношении его пригодности для служебных и жилых помещений американского посольства. Потребовалось бы израсходовать миллион долларов, а то и больше, на приведение его в порядок, а уплатили мы за него в 1931 году 1 миллион 700 тысяч долларов. В обмен на этот дворец германские власти предложили нам на новом участке здания под служебные помещения и жилье для всех наших сотрудников да в придачу два акра открытого парка. Заместитель государственного секретаря Филлипс в его бытность здесь был в восторге от этого предложения. Бывший посол Шерман, приезжавший в Германию в ноябре, придерживался того же мнения. Итак, мы послали всю информацию в Вашингтон и просили скорейшего решения. Когда мы уже собирались отправить наше донесение, принесли протест генерального консула Дженкинса, предпочитавшего Дворец Блюхера, невзирая на все дополнительные расходы. Я присовокупил его сообщение к остальным материалам.

Четверг, 26 марта. Профессор Рихтер – очень способный человек, занимающийся главным образом историей немецкой литературы, пришел сегодня проститься со мной. Он наполовину или на одну четверть еврей, уволен из Берлинского университета в 1934 году, а теперь переезжает в Баден, в двух милях от Базеля в Швейцарии, где хочет устроить своих детей в школу. Это очень милая и приятная семья. Мой сын провел несколько месяцев в их доме в 1935 году для обучения немецкому языку и изучения истории. Я был удручен тем, что он мне рассказал. Но о таких делах мне сообщают почти ежедневно.

Еврейская чета, прожившая в Англии около двух лет, вернулась год назад в Германию: они рассчитывали устроиться здесь преподавателями в еврейской школе. Их немедленно бросили в тюрьму, где они находятся по сей день. Мать мужа живет в Чикаго, и мой друг, профессор Фердинанд Шевилл, прислал мне письмо несколько дней назад с просьбой вызволить их из тюрьмы, если возможно. Они немедленно уедут в Палестину.

Я просил Гейста поговорить лично от себя с начальником тайной полиции Гиммлером, когда ему представится случай повидаться с ним по другим вопросам. Он так и поступил и показал ему письмо Шевилла. Гиммлер ответил, что освободит чету в скором времени, но просил Гейста помочь в установлении местонахождения коммунистов в Германии, чтобы арестовать их, а возможно, даже казнить. Я сомневаюсь в том, что эти несчастные евреи, совершенно невинные, насколько нам это известно, будут освобождены.