Уильям Додд - Дневник посла Додда

Двадцать человек разговаривали в течение двух часов, не сказав ничего интересного – одно из зол дипломатической жизни.

Пятница, 6 декабря. Сегодня мы обедали у знаменитого доктора Макса Серинга, друга Генри Уоллеса и известного в Европе специалиста по экономике сельского хозяйства. Жена Серинга сидела слева от меня, а баронесса фон Тирпиц, вдова знаменитого адмирала 4, так много сделавшего, чтобы обеспечить участие Соединенных Штатов в мировой войне, – справа. Беседа в течение всего вечера носила откровенный характер.

Одна женщина открыто высказала надежду, что я отговорю американцев от участия в Олимпийских играх в Берлине летом будущего года, – весьма рискованное высказывание. Другая выразила свои мысли еще яснее: рассказывая о своем пребывании в городах Баварии, она заявила, что не представляет себе, как можно жить в Берлине при таком режиме, как гитлеровский. Она осудила непрекращающуюся гонку вооружений. Несмотря на все свои прежние связи с автократическим режимом Гогенцоллернов, она сказала, что война ужасна и никогда не должна быть развязана впредь. Ее презрение к Муссолини было полным. Для меня было ясно, что почти все присутствующие разделяли ее чувства. Я больше молчал.

Перед самым уходом я в течение нескольких минут говорил с доктором Серингом. Отойдя от общей темы – жалоб на существующий режим, – он сказал:

– Экономические интересы Германии должны распространиться на Балканы, где необходимо обменивать промышленные товары на сельскохозяйственную продукцию.

Я не стал говорить ему, что гитлеровская политика и существующая система клиринга, действующая так плохо, привели к тому, что Германия производит почти все необходимые ей продукты питания, и балканские страны не могут найти здесь рынок для продажи мяса и зерна.

– Конечно, это должно повлечь за собой политическое сотрудничество, – добавил Серинг.

Я воздержался от дальнейшего обсуждения его высказывания, так как у меня не было желания напомнить ему, что старая кайзеровская политика экспансии в сторону Константинополя была основной причиной мировой войны. Все националистически настроенные и даже умеренные немцы инстинктивно придерживаются политики аннексии одних балканских стран и установления господства над другими, подобно тому как Муссолини считает Средиземное море и прилегающие страны, исключая, возможно, Францию, своей собственностью.

Понедельник, 9 декабря. Мы обедали у доктора Дитриха, бывшего министра сельского хозяйства при Брюнинге. Было около тридцати человек: бывшие должностные лица и университетский люд. Как и на предыдущих обедах, господствовала атмосфера недовольства и безнадежности. Хотя присутствовало несколько человек в нацистской форме, я не слышал ни одного выражения одобрения существующего режима. Что все это может означать? Видные официальные и неофициальные лица придерживаются одного мнения, выражая его даже в присутствии представителей нацистской партии. Я не могу вспомнить их имен. В отношении немецких и французских имен у меня всегда так бывает, пока я не услышу их несколько раз. Румынский посланник отвел меня в сторону и почти гневно говорил о предложении Хора – Лаваля 5, которое было послано Муссолини в прошлую субботу и обсуждается сегодня в печати. Он был возмущен и заявил, что Румыния готова в любой момент применить нефтяные санкции к Италии.

– И теперь, – сказал он, – когда все малые страны и Соединенные Штаты готовы прекратить поставки нефти Италии, Англия и Франция отступают, не посоветовавшись ни с нами, ни с Лигой.

Я ранее слышал, что идея о соглашении Хора – Лаваля была вызвана страхом Англии и Франции, как бы в случае падения Муссолини в Италии не восторжествовал коммунизм. Я думаю, что это отчасти правильно и что нацистская Германия, конечно, хочет успеха Муссолини. Возможно, эти два диктатора уже заключили соглашение.

Четверг, 12 декабря. Продолжаются хлопотливые дни. В полдень мистер Мейер и я посетили Франсуа-Понсэ и пробыли у него полчаса. Он заговорил с нами о соглашении Хора – Лаваля; по его мнению, Муссолини договорится с Англией и Францией и прекратит свои преступные деяния в Абиссинии. Я высказал иную точку зрения. Если Муссолини согласится, в чем я сомневаюсь, это будет означать установление контроля над Средиземным морем и крах Лиги наций. Муссолини мнит себя Юлием Цезарем.

Франсуа-Понсэ упорно защищал предложение Хора – Лаваля. Я сказал: