Яков Жигалин - Партизанские отряды занимали города

— Значит, вы настолько уверены в победе нашего движения, что строите органы Советской власти мирного времени? — спросил я. — Не идет ли это строительство в ущерб основной задаче — вооруженной борьбе?

— Наоборот, облаком очень помогает командованию, так как своей основной задачей считает мобилизацию для фронта всех сил и средств населения через районные ревштабы. Мы ведем большую агитационную работу, организовали разные мастерские и лазареты, помогаем вооружению и снабжению армии.

Я как человек, недавно пришедший в штаб, многого не понимал во взаимоотношениях между штабом и главкомом.

— А почему отряды Мамонтова и Громова не объединяются? — спросил я.

— Переговоры об объединении отрядов ведутся давно и достигнута принципиальная договоренность, но в окружении Мамонтова есть группа лиц — противников объединения — во главе с так называемым беспартийным комиссаром Романовым. Эта группа имеет большое влияние на Мамонтова и боится, что с объединением она лишится его. Вы знаете, что Мамонтов — беспартийный и в его ближайшем окружении имеется только один большевик — Копань. Но Копань бессилен противостоять эсеро-анархистским настроениям Романова, Полищука и других. Правда, Мамонтов является честным, преданным сторонником Советской власти, но плохо разбирается в политике и допускает ошибки, как, например, в конфликте с Архиповым. Погорячился мужик.

Второй, я бы сказал, — объективной, причиной разъединенности отрядов является то обстоятельство, что они действуют каждый в своем районе, успешно отбивают удары небольших карательных отрядов и удачно применяют партизанскую тактику. Но надо ожидать, что колчаковское командование предпримет более решительные меры к подавлению нашего движения и пошлет против нас более крупные силы. Тогда сама обстановка заставит Мамонтова и Громова объединиться. Когда и как это произойдет, сказать трудно, но нашествия колчаковцев надо ожидать в ближайшие дни.

— Значит, надо заменить Романова, — сказал я.

— Да хорошо бы это сделать, — согласился Голиков. — Но кем? Это очень трудный вопрос. Тут нужен человек с широким кругозором, политически грамотный, и главное, тактичный, чтобы не ущемлял самолюбия Мамонтова, стал бы его политическим советником. Кроме того, — как заменить? Кто может снять Романова и назначить другого комиссара? Ведь Мамонтов никому не подчиняется. А Романов вошел в доверие, опутал Мамонтова лестью, стал необходим ему. Тут надо идти по другому пути.

— По какому же?

— Трогать Романова сейчас пока нельзя. Надо сначала хотя бы нейтрализовать его вредное влияние на Мамонтова и постепенно подготовить почву для замены. Но действовать нужно осторожно и тактично, — сказал Голиков.

— А почему бы вам самому не попытаться сделать это? — спросил я. — Такта у вас хватит, за вами авторитет облакома.

— Я сам думал об этом, но сейчас мое присутствие необходимо в облакоме. У меня есть другое предложение к вам, — сказал Голиков и испытующе посмотрел на меня.

— Какое? — недоуменно спросил я.

— Я беседовал с товарищами Ивкиным и Чекановым, — начал Голиков, — мы решили назначить вас к Мамонтову в качестве начальника штаба. Вы — проверенный большевик, имеете военное образование и можете быть полезным советником Мамонтову. Как вы смотрите на это?

Я был огорошен словами Голикова.

— Вы ставите передо мною очень трудную задачу, — сказал я. Надо подумать. Ведь вы знаете, как относятся партизаны к бывшим офицерам, тем более к казачьим. Эта задача не только трудная, но и опасная. Тут каждый мой неверный шаг сочтут за измену. А суд у партизан короткий. Я здесь чужой, кроме вас, меня никто не знает. Задача особенно осложняется тем, что мне почти неизбежно придется вступать в конфликт с Романовым и его сторонниками. Ведь я не могу спокойно смотреть на их безобразия. Вы понимаете, в какое положение ставите меня?

— Да, я прекрасно понимаю всю трудность задачи и тем не менее, думаю, что вы справитесь с ней.

Скрепя сердце, я согласился. Я еще не представлял себе, в чем практически заключалась моя задача в чем конкретно выражалось вредное влияние Романова. Конечно, Романов был достаточно умен и понимал, что открыто контрреволюционные высказывания сразу же разоблачили бы его. Да и был ли он сознательным, идейным противником Советской власти?

Надо сказать, что Мамонтов встретил меня в штабе просто, по-товарищески, но со стороны Романова я чувствовал определенную настороженность.