Однако Кацуджи Камейяма, начальник службы связи японского министерства, иностранных дел, заверил Мацуока, что «не в человеческих силах расколоть наш дипломатический код», и уверенно предположил, что американцы получают секретную информацию от своих шпионов).
Что касается самого Хэлла, то его постоянно злили «приклеенные» японские улыбки, их «идиотские» поклоны и привычка с шипением всасывать в себя воздух. В результате главному советнику Хэлла по дальневосточным вопросам доктору Хорнбеку было легко убедить своего шефа в том, что японцам нельзя доверять, а любое соглашение с ними станет предательством принципов американской демократии.
В течение этих дней Хэлл и Номура в усилиях разрешить существующие противоречия часто встречались в апартаментах Хэлла в отеле Уордман Парк. Но достичь какого-либо прогресса практически не удавалось.
Дополнительные трудности возникали из-за позиции Мацуока, который в частном порядке и публично делал одно провокационное заявление за другим. 14 мая он с раздражением сказал американскому послу Грю, что Гитлер демонстрирует «величайшее терпение и великодушие», не объявив до сих пор войны Соединенным Штатам; что нападения американских кораблей на немецкие подводные лодки в Атлантике, без сомнения, приведут к войне между Японией и Америкой. Со стороны Соединенных Штатов более «честным и понятным» было бы объявить войну Германии, а не вести эту войну под прикрытием нейтралитета.
Даже морской министр адмирал Ойкава как-то спросил своих коллег по кабинету: «Наш министр иностранных дел случайно не рехнулся?»
А президент Рузвельт, читая переводы расшифрованных депеш, которые Мацуока посылал адмиралу Номура, заметил, что они являются «продуктом очень поврежденного мозга, не способного к спокойному и логическому мышлению».
Подобное поведение Мацуока, когда не министр, а Номура и Ивакура говорили о мире с Хэллом, привели американского госсекретаря к выводу, что его сознательно дурачат, выигрывая время для каких-то акций.
21 июня 1941 года Хэлл наконец ответил на японские предложения: Япония должна выйти из Тройственного пакта и отказаться от своего плана держать войска в некоторых районах Северного Китая для содействия борьбе китайцев с коммунистами.
Принц Коноэ и члены его кабинета были ошеломлены. Ничего подобного не было в проекте «Взаимопонимания». Почему американцы так внезапно отказались от своих «первоначальных» предложений? — вопрошал Коноэ, не знавший о том, что Хэлл никогда не рассматривал проект «Взаимопонимания» в качестве основы для переговоров.
Мацуока расценил ответ Хэлла как личное оскорбление и повод для прекращения переговоров с американцами. Обстановка срывалась в сторону полного хаоса, который еще более усилился на следующий день, в воскресенье 22 июня, когда пришло сообщенное вторжении Гитлера в Россию. Это сообщение почему-то застало японцев полностью врасплох,хотя еще за 16 дней до этого японский посол Осима сообщал в Токио, что после бесед с Гитлером и Риббентропом он пришел к выводу о неизбежности войны между Германией и Россией.
Едва получив известие о начале войны между Сталиным и Гитлером, Мацуока позвонил Лорду Хранителю Печати маркизу Кончи Кидо и попросил аудиенции у Императора.
Маркиз Кидо, длинноусый, 52-летний крепыш, являлся, как и Коноэ, протеже принца Саендзи. Он исповедовал либеральную политическую философию и здравый смысл, последовательно выступая против захвата Маньчжурии, вторжения в Китай и присоединения к пакту трех держав. Он часто любил повторять предупреждение принца Саендзи, что японская политика должна базироваться на кооперации с Британией и Америкой. В качестве Лорда Хранителя Печати Кидо являлся постоянным конфиденциальным советником Императора по всем вопросам. «Я был для Императора тем же, что и Гопкинс для президента Рузвельта», — любил прихвастнуть маркиз в старости. (Он умер в девяносто один год). Можно сказать, что Император Хирохито вырос на советах маркиза Кидо. Принц Коноэ и маркиз Кидо являлись наиболее влиятельными гражданским лицами в Японии.
Получив соизволение на аудиенцию для Мацуока в 17:30, Кидо информировал Императора, что взгляды министра иностранных дел, вероятно, отличаются от взглядов премьер-министра Коноэ. «Мне бы хотелось, — сказал Кидо, — чтобы Ваше Величество спросили его, проконсультировался ли он с премьер-министром по данному вопросу, напомнив ему, что этот вопрос крайне важен. Он должен знать, что Император более поддерживает мнение премьер-министра. Прошу простить мою дерзость, что я осмелился дать совет Вашему Величеству».
Читать дальше