Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Но это будет чуть позже, а в октябре Ленин грозил ослушникам то своим уходом из ЦК и пропагандой в «низах партии», то расстрелом колеблющегося ВРК сознательными матросами. И с ним вместе были Троцкий и Свердлов. Видимо, эти знали всё и цель представляли себе ясно. Ту самую цель, которую не мог себе помыслить ни Керенский, ни Чернов, ни Ногин, ни Зиновьев, – абсолютную диктатуру кучки заговорщиков над всей страной. Абсолютную диктатуру навсегда. В стране, жившей пусть и расстроенной, но естественной жизнью, эта цель представлялась бредом безумцев. Ни Ленин, ни Троцкий на безумцев не походили. Холодные, рациональные, очень умные и волевые – они вызывали страх и почтение среди единомышленников. Старорежимные церковники видели в них сатану, но социалисты в Бога не верили и в сатану – тоже.

Переворот, происшедший в ночь с 25 на 26 октября (старого стиля) в Петрограде, никем не был тогда же осознан как национальная и мировая катастрофа. Город жил нормальной жизнью, работали предприятия, ходили трамваи, и даже курс акций не упал, досужая публика развлекалась. В переполненном зале на 1800 мест нового Народного дома на Кронверкском проспекте шла опера Верди «Дон Карлос». В роли старого короля Филиппа, как всегда, неподражаем был Фёдор Шаляпин. Кровавый ад, творившийся в ту ночь в Зимнем дворце, был настолько мало кем замечен, что большевики могли врать потом долгие годы, что с их стороны погибло при штурме 4–6 человек да 2–3 юнкера были легко ранены.

Захватив власть, Ленин и Троцкий тут же начали преобразования, направленные на необратимость свершившегося. Ленин лгал, когда говорил: «При переходе политической власти к пролетариату остальное… подсказано будет самой практикой». Лгал, во-первых, потому, что свою власть именовал властью мифического пролетариата, и, во-вторых, потому, что план удержания власти продумал до деталей. Да, этот план мог бы провалиться, а некоторые его элементы оказались неосуществимыми (захват власти коммунистами в самых развитых странах мира, например). Как и любые люди, тем более – умные, Ленин и Троцкий были готовы к неудаче. Но действия их меньше всего были похожи на импровизацию.

27 октября германский государственный секретарь требует от германского казначейства 15 млн золотых марок (7050 тысяч золотых царских рублей) на политическую работу в России. Ленина за труды надо было отблагодарить и хорошо поддержать его первые государственные начинания. Ленин оправдал израсходованные на него германским казначейством деньги – 5,5 тонны золота.

Впрочем, считать Ленина немецким агентом наивно и глупо. Для Германской Империи он был агентом, а для самого Ленина немецкое золото было только необходимым средством для захвата власти – сначала в России, а потом – и в самой Германии, когда немецкие коммунисты с помощью русских товарищей взбунтуют против кайзера уставший от войны Рейхсвер. Ленин и Троцкий были фанатиками идеи Мировой революции, то есть, говоря нормальным языком, своего господства над всем миром. Но тут, как говорится, Бог упас.

Первым делом большевики отдали крестьянам землю. И следом, 10 ноября, сократили армию. Мужики, прихватив винтовки, бросились домой в деревню делить общинную и помещичью землю. Армия окончательно развалилась, фронт исчез, последний верховный главнокомандующий – генерал Николай Духонин – был зверски убит 20 ноября русскими солдатами. Повсюду солдаты и матросы сводили счёты с офицерами и генералами. За хаотичными самосудами чувствовалась направляющая рука – в каждом батальоне, роте, на каждом корабле у большевиков были свои люди. Залив себя кровью своих офицеров, армия разбежалась. Теперь «мужик в шинели» нескоро опомнится. О русской армии можно было забыть.

Молодое поколение русского простого народа уже было грамотным, пусть и очень слабо. Противники большевиков могли им растолковать, что Ленин и компания их обманывают. Поэтому на следующий день после захвата власти Совнарком (так был переименован совет министров) издает декрет «О печати». В декрете говорилось, что пресса в руках врага «не менее опасна, чем бомбы и пулемёты». Декрет обещал: «Как только новый порядок упрочится, всякие административные воздействия на печать будут прекращены». Это была ложь, и Ленин прекрасно знал, что лжёт. Первыми были закрыты кадетская «Речь», социалистический «День», респектабельные «Биржевые ведомости», а потом и «Единство» Плеханова, и «Новая жизнь» Горького. Чтобы издавать свою газету после закрытия, меньшевики переименовали её из «Дня» в «Ночь». Переименование было знаменательным, но и «Ночь» вскоре была закрыта. Декрет вызвал протест во ВЦИКе. Возражая по поводу принятия этого декрета, левый эсер Прош Прошьян говорил, что ограничение свободы печати – «яркое выражение системы политического террора и разжигания гражданской войны». Он оказался пророком. По декрету «О печати» к началу 1918 года было закрыто 122 газеты, к августу – ещё 340, и некоммунистическая пресса перестала существовать.