Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

После ликвидации последних очагов организованного сопротивления большевицкой власти к концу октября 1922 года новый строй жизни утвердился на огромных пространствах от Балтийского и Чёрного морей до Тихого океана и монгольских пустынь. Утвердился на сотню лет, до сего дня, и, кажется, не собирается уходить в обозримом будущем. Конечно, за этот век «новый строй» менял своё обличье и, в целом, постепенно мягчел, слабел – через трещины тяжких бетонных плит пробивалась зелень жизни: тут трава, а там и чахлые деревца. Но бетон, в который заковал наше общество октябрь 1917-го, никогда не растает, как лёд под дождём. И расколовшись на куски, и раскрошившись от времени в песок, он будет уродовать жизнь.

Отречение царя от престола в марте, отступление на фронте, развал армии с лета, всё более левый состав Временного правительства, неудавшийся июльский путч большевиков и неудавшееся же августовское выступление генерала Лавра Корнилова, и даже начавшийся чёрный передел в деревне пугали обывателя, кому-то уже стоили имущества и жизни, но не меняли социальной основы – дофевральские российские законы и уложения признавались, права на собственность, гражданские и политические права власть старалась защищать, хотя получалось у неё это всё хуже и хуже, анархия (любимое слово тогдашнего политического языка) углублялась.

Зреет недовольство слабым правительством. Политические настроения в стране поляризуются. После ареста генерала Корнилова в образованной части общества революционные настроения постепенно сменяются реставраторскими. Те, кто щеголял в марте с красными бантами и гвоздиками, теперь начинают жалеть о гибели старого режима, который, при всех его недостатках, был патриотическим, стабильным и предсказуемым. В Тобольске в сентябре 1917 года Николай II также не раз высказывал сожаление, что отрёкся от престола. Он видел, что его отречение не принесло России ни успокоения, ни победы.

Среди рабочих и солдат быстро растёт влияние большевиков. Их поддерживают солдаты Петроградского гарнизона и кронштадтские матросы, а также немалое число рабочих и дезертиры. В начале сентября на перевыборах Петроградского и Московского советов большевики получили убедительное большинство. Председателем Петросовета стал Троцкий, Моссовета – большевик В. П. Ногин.

Безумно боясь реставрации монархии, напуганный выступлением Корнилова, Керенский, не дожидаясь решения Учредительного собрания, нарушая закон, 1 сентября объявил Россию республикой, а себя провозгласил диктатором. История Наполеона повторилась, как и мечтал о себе адвокат Керенский, но на этот раз в виде фарса. Накануне Русская армия сдала немцам Ригу и Моозундский архипелаг (ныне – острова Хиума и Саарема в составе Эстонии). Враг теперь стоял у ворот Петрограда. 12 сентября большевики сформировали Военно-революционный комитет (ВРК) для создания рабочего ополчения: официально – чтобы защитить столицу, а в действительности – чтобы захватить её. Во главе ВРК вначале встал левый эсер П. Е. Лазимир, а затем большевик Н. И. Подвойский. Фактически же руководящую роль в ВРК играл Троцкий.

Даже «товарищи» по Советам рабочих и солдатских депутатов – меньшевики и эсеры – не понимали, куда клонят Ленин и Троцкий. Для них путь революционной России был ясен – выборы в Учредительное собрание, формирование этого собрания в соответствии со свободно выраженной волей народа, принятие конституции России, завершение войны вместе с союзниками по Антанте и демократическое строительство социалистической России – социалистической демократии, но отнюдь не коммунистической диктатуры. Председатель Совдепа Ираклий Георгиевич Церетели признавался через много лет, что он и его товарищи меньшевики тогда «не отдавали себе отчёта ни в подлинном характере, ни в истинном значении большевицкой опасности… Революционная демократия поколебалась защитить демократический строй от опасности слева стой же решительностью, которую она проявляла в борьбе с опасностью справа» [36] И. Г. Церетели. Воспоминания о февральской революции. Кн. 2. Париж, 1963. С. 417. .

«Диктатор» Александр Фёдорович Керенский, сам эсер с февраля 1917-го, возможности большевиков оценивал невысоко. В середине октября на заседании правительства он говорил: «Я был бы готов отслужить молебен, чтобы такое выступление большевиков состоялось: у меня больше сил, чем нужно. Они будут раздавлены окончательно». Предложенную за неделю до переворота генералом Алексеевым помощь – выставить 15 тысяч офицеров в Петрограде на защиту правительства и призвать надёжные полки с фронта – Керенский проигнорировал. Ему мерещился новый «Корниловский мятеж».